Первобытная эпоха человечества. Козленко А

Хотя оборонительная агрессивность и жестокость не являются, как правило, причиной войны, но эти черты все же находят выражение в способе ведения войны. Поэтому данные о ведении войн первобытными народами помогают дополнить наши представления о сущности первобытной агрессивности.

Подробный рассказ о войне племени уолбири в Австралии мы находим у Меггита; Сервис считает, что это описание представляет весьма меткую характеристику первобытных войн у охотничьих племен.

Племя уолбири не отличалось особой воинственностью - в нем не было военного сословия, не было профессиональной армии, иерархической системы командования; и очень редко совершались завоевательные походы. Каждый мужчина был (и остается) потенциальным воином: он вооружен постоянно и всегда готов защищать свои права; но в то же время каждый из них был индивидуалистом и предпочитал сражаться в одиночку, независимо от других. В некоторых столкновениях случалось так, что родственные связи ставили мужчин в ряды вражеского лагеря и к одной из таких групп могли случайно принадлежать все мужчины некоторой общины. Но никаких военных командиров, выбранных или передаваемых по наследству должностей, никаких штабов, планов, стратегии и тактики там не было. И если даже были мужчины, отличившиеся в бою, они получали уважение и внимание, но не право командовать другими. Но бывали обстоятельства, когда сражение развивалось так стремительно, что мужчины точно и без промедления вступали в бой, применяя именно те методы, которые вели к победе. Это правило и сегодня распространяется на всех молодых неженатых мужчин.

Во всяком случае, не было причин для того, чтобы одно племя вынуждено было ввязаться в массовую войну против других. Эти племена не знали, что такое рабство, что такое движимое или недвижимое имущество; завоевание новой территории было только обузой для победителя, ибо все духовные узы племени были связаны с определенной территорией. Если и случались изредка небольшие завоевательные войны с другими племенами, то, я уверен, они отличались разве что по масштабу от конфликтов внутри племени или даже рода. Так, например, в битве при Варингари, которая привела к завоеванию водоема Танами, участвовали только мужчины из племени ванаига, и притом не более двадцати человек. И вообще мне не известно ни одного случая заключения военных союзов между племенами ради нападения на другие вальбирийские общины или другие племена.

С технической точки зрения такого рода конфликты между первобытными охотниками можно называть словом «война». И в этом смысле можно прийти к выводу, что человек испокон веков вел войны внутри своего вида и потому в нем развилась врожденная тяга к убийству. Но такое заключение упускает из виду глубочайшие различия в ведении войн первобытными сообществами разного уровня развития и полностью игнорирует отличие этих войн от войн цивилизованных народов. В первобытных культурах низкого уровня не было ни централизованной организации, ни постоянных командиров. Войны были большой редкостью, а о захватнических войнах не могло быть и речи. Они не вели к кровопролитию и не имели цели убить как можно больше врагов.

Войны же цивилизованных народов, напротив, имеют четкую институциональную структуру, постоянное командование, а их цели всегда захватнические: либо это завоевание территории, либо рабов, либо прибыли. К тому же упускается из виду еще одно, быть может самое главное, различие: для первобытных охотников и собирателей эскалация воины не имеет никакой экономической выгоды.

Прирост населения охотничьих племен так незначителен, что фактор народонаселения очень редко может оказаться причиной завоевательной войны одной общины против другой. И даже если бы такое случилось, то, скорее всего, это не привело бы к настоящей битве. Вероятнее всего, дело обошлось бы даже без борьбы: просто более многочисленная и сильная община предъявила бы свои претензии на «чужую территорию», реально начав там охотиться или собирать плоды. А кроме этого, какая прибыль от охотничьего племени, там и взять-то нечего. У него мало материальных ценностей, нет стандартной меновой единицы, из которых складывается капитал. Наконец, такая распространенная в новое время причина войн, как обращение в рабство военнопленных, на стадии первобытных охотников не имела никакого смысла из-за низкого уровня производства. У них просто не хватило бы сил и средств на содержание военнопленных и рабов.

Общая картина первобытных войн, нарисованная Сервисом, подтверждается и дополняется многими исследователями, которых я еще постараюсь дальше процитировать. Пилбим подчеркивает, что это были столкновения, но не войны. Дальше он указывает на то, что в охотничьих сообществах пример играл более важную роль, чем сила и власть, что главным принципом жизни были щедрость, взаимность и сотрудничество.

Стюарт делает интересные выводы относительно ведения войны и понятия территориальности:

Прошло немало дискуссий по вопросу о собственности на территорию у первобытных охотников (кочевников): были ли у них постоянные территории или источники питания, и если да, то как они обеспечивали защиту этой собственности. И хотя я не могу утверждать однозначно, но считаю, что это было для них нетипично. Во-первых, малые группы, входящие в более крупные общности племени, обычно вступают в перекрестные браки, смешиваются между собой, если они слишком маленькие, или разделяются, если становятся слишком большими. Во-вторых, первичные малые группы не проявляют тенденции к закреплению за собой каких-то специальных территорий. В-третьих, когда говорят о «войне» в таких общностях, то чаще всего речь идет не более чем об акциях мести за колдовство или что-либо в этом роде. Или же имеются в виду длительные семейные распри. В-четвертых, известно, что главный промысел на больших территориях состоял в сборе плодов, но я не знаю ни одного случая, чтобы территорию с плодами кто-либо защищал от нападения. Первичные группы не дрались друг с другом, и трудно себе представить, каким образом племя могло бы созвать своих мужчин, если бы потребовалось объединенными усилиями защитить свою территорию, и что могло бы послужить для этого причиной. Правда, известно, что некоторые члены группы брали в индивидуальное пользование отдельные деревья, орлиные гнезда и другие специфические источники пропитания, но остается совершенно непонятно, каким образом эти «объекты» могли охраняться, находясь друг от друга на расстоянии нескольких миль.

К аналогичным выводам приходит и Н.Н. Терни-Хай. В работе 1971 г. он замечает, что хотя страх, гнев и фрустрация представляют собой универсальные переживания человека, но искусство ведения войны развилось на позднем этапе человеческой эволюции. Большинство первобытных общностей были неспособными к ведению войны, так как у них отсутствовал необходимый уровень категориального мышления. У них не было такого понятия организации, какое совершенно необходимо, если кто-то хочет захватить соседнюю территорию. Большинство войн между первобытными племенами - это вовсе не войны, а рукопашные схватки. Как сообщает Рапопорт, антропологи встретили работы Терни-Хая без особого воодушевления, ибо он раскритиковал всех профессиональных антропологов за отсутствие в их отчетах достоверной информации «из первых рук» и назвал все их выводы о первобытных войнах недостаточными и дилетантскими. Сам он предпочитал опираться на любительские исследования этнологов прошлого поколения, ибо они содержали достоверную информацию из первых рук.

Монументальный труд Кейнси Райта содержит 1637 страниц текста, включая обширную библиографию. Здесь дается глубокий анализ первобытных войн, основанный на статистическом сравнении данных о 653 первобытных народах. Недостатком этой работы является преимущественно описательно-классификационный ее характер. И все же ее результаты дают статистику и показывают тенденции, совпадающие с выводами многих других исследователей. А именно: «Простые охотники, собиратели и земледельцы - это наименее воинственные люди. Большую воинственность обнаруживают охотники и крестьяне более высокой ступени, а самые высокопоставленные охотники и пастухи - это наиболее агрессивные люди из всех древних».

Эта констатация подтверждает гипотезу о том, что драчливость не является врожденной чертой человека, и потому о воинственности можно говорить лишь как о функции цивилизационного развития. Данные Райта ясно показывают, что общество становится тем агрессивнее, чем выше в нем разделение труда, что самыми агрессивными являются социальные системы, в которых уже есть деление на классы. И наконец, эти данные свидетельствуют, что воинственности в обществе тем меньше, чем устойчивее равновесие между различными группами, а также между группой и ее окружающей средой; чем чаще нарушается это равновесие, тем скорее формируется готовность воевать.

Райт различает четыре типа войн: оборонительные, социальные, экономические и политические. Под оборонительной войной он понимает такое поведение, которое неизбежно в случае реального нападения. Субъектом такого поведения может оказаться даже народ, для которого война является совершенно нехарактерной (не является частью его традиции): в этом случае люди спонтанно «хватаются за любое оружие, которое подвернется под руку, чтобы защитить себя и свой дом, и при этом рассматривают эту необходимость как несчастье».

Социальные войны - это те, в ходе которых, как правило, «не льется много крови» (похоже на описанные Сервисом войны между охотниками). Экономические и политические войны ведут народы, заинтересованные в захвате земли, сырья, женщин и рабов, или ради сохранения власти определенной династии или класса.

Почти все делают такое умозаключение: если уж цивилизованные люди проявляют такую воинственность, то насколько воинственнее, вероятно, были первобытные люди. Но результаты Райта подтверждают тезис о минимальной воинственности первобытнейших народов и о росте агрессивности по мере роста цивилизации. Если бы деструктивность была врожденным качеством человека, то должна была бы наблюдаться противоположная тенденция.

Мнение Райта разделяет М. Гинсберг:

Складывается впечатление, что угроза войн в этом смысле усиливается по мере экономического развития и консолидации групп. У первобытных народов можно скорее говорить о стычках на почве оскорбления, личной обиды, измены женщины и т.п. Следует признать, что эти общности по сравнению с более развитыми первобытными народами выглядят очень миролюбивыми. Но насилие и страх перед силой имеют место, и бывают драки, хотя и небольшие. У нас не так уж много знаний об этой жизни, но те факты, которыми мы располагаем, говорят если и не о райской идиллии первобытных людей, то, во всяком случае, о том, что агрессивность не является врожденным элементом человеческой натуры.

Рут Бенедикт делит войны на «социально-летальные» и «нелетальные». Последние не имеют целью подчинение других племен и их эксплуатацию (хотя и сопровождаются длительной борьбой, как это было с разными племенами североамериканских индейцев).

Мысль о завоеваниях никогда не приходила в голову североамериканским индейцам. Это позволило индейским племенам сделать нечто экстраординарное, а именно отделить войну от государства. Государство было персонифицировано в некоем мирном вожде - выразителе общественного мнения в своей группе. Мирный вождь имел постоянную «резиденцию», был достаточно важной персоной, хотя и не был авторитарным правителем. Однако он не имел никакого отношения к войне. Он даже не назначал старшин и не интересовался поведением воюющих сторон. Каждый, кто мог собрать себе дружину, занимал позицию, где и когда ему было угодно, и нередко становился командующим на весь период войны. Но как только война кончалась, он утрачивал всю полноту власти. А государство никак не было заинтересовано в этих кампаниях, которые превращались в демонстрацию необузданного индивидуализма, направленного против внешних племен, но не наносящего никакого ущерба политической системе.

Аргументы Рут Бенедикт затрагивают отношения между государством, войной и частной собственностью. Социальная война «нелетального» типа - это выражение авантюризма, желания покрасоваться, завоевать трофеи, но без всякой цели порабощения другого народа или уничтожения его жизненных ресурсов. Рут Бенедикт делает следующий вывод: «Отсутствие войны - не такая уж редкость, как это изображают теоретики доисторического периода… И совершенный абсурд - приписывать этот хаос (войну) биологическим потребностям человека. Нет уж. Хаос - дело рук самого человека».

Другой известный антрополог, Э.А. Хэбл, характеризуя войны самых ранних североамериканских племен, пишет: «Эти столкновения скорее напоминают „моральный эквивалент войны“, как выражается Уильям Джеймс. Речь идет о безобидном отражении любой агрессии: здесь и движение, и спорт, и удовольствие (только не разрушение); да и требования к противнику никогда не выходят за рамки разумных границ». Хэбл приходит к такому же выводу, что склонность человека к войне ни в коем случае нельзя считать инстинктивной, ибо в случае войны речь идет о феномене высокоразвитой культуры. А в качестве иллюстрации он приводит пример с миролюбивыми шошонами и драчливыми команчами, которые еще в 1600 г. не представляли собой ни национальной, ни культурной общности.

Революция эпохи неолита

Подробное описание жизни первобытных охотников и собирателей показывает, что на рубеже 50 тысяч лет тому назад человек, вероятнее всего, не был жестоким деструктивным существом, и потому неправомерно говорить о нем как о прототипе того «человека-убийцы», которого мы встречаем на более поздних стадиях эволюции. Но этого недостаточно. Чтобы понять постепенное превращение человека в эксплуататора и разрушителя, необходимо проследить его развитие в период раннего земледелия, а затем изучить все его превращения: в градостроителя, торговца, воина и т.д.

В одном отношении человек остался неизменным (от Homo sapiens (0,5 млн. лет назад) до человека периода 9 тыс. до н.э.): он жил тем, что добывал в лесу или на охоте, но ничего не производил. Он был в полной зависимости от природы, ничего не меняя вокруг себя. Эти отношения с природой кардинально изменились с появлением земледелия (и скотоводства), которое археологи относят к началу неолита (точнее говоря, к периоду «протонеолита», датируемому 9–7 тыс. до н.э.). Археологи считают, что в этот период земледелие начало развиваться на огромной территории (более тысячи миль) от Западного Ирана до Греции, включая ряд областей Ирака, Сирии, Ливана, Иордании и Израиля, а также Анатолийское плато в Турции. В Средней и Северной Европе развитие земледелия началось гораздо позже.

Впервые человек почувствовал в какой-то мере свою независимость от природы, когда сумел применить находчивость и ловкость для того, чтобы произвести нечто, отсутствующее в природе. Теперь стало возможно по мере роста населения увеличивать площадь обрабатываемой земли и поголовье скота.

Первым большим нововведением названного периода стало культивирование пшеницы и ячменя, которые в этом крае были дикорастущими. Открытие состояло в том, что люди случайно обнаружили: если зерно данного злака опустить в землю, то вырастают новые колосья, а кроме того, для посева нужно выбирать лучшие семена. В дополнение к этому наблюдательный глаз заметил, что случайное скрещивание разных видов зерна приводит к появлению нового сорта, которого не было до сих пор среди дикорастущих злаков. Мы не в состоянии в деталях описать путь развития зерна от дикорастущих злаков до современной высокоурожайной пшеницы. Ибо это был длительный процесс мутации, гибридизации, удвоения хромосом, и потребовались тысячелетия, прежде чем человек достиг сегодняшнего уровня искусственной селекции в сельском хозяйстве. Для человека индустриального века, который привык рассматривать доиндустриальное сельское хозяйство как примитивное, открытия эпохи неолита, вероятно, кажутся ничтожными и не выдерживающими никакого сравнения с техническими новациями наших дней. На самом деле трудно переоценить значение тех первых открытий человека. Когда ожидание первого урожая увенчалось успехом, это вызвало целый переворот в мышлении: человек увидел, что он по своему усмотрению и по своей воле может воздействовать на природу, вместо того чтобы ждать от нее милости. Без преувеличения можно утверждать, что открытие земледелия стало основой научного мышления в целом, в том числе технологического процесса всех будущих эпох.

Вторым нововведением было скотоводство, которое вошло в жизнь почти одновременно с земледелием. Уже в 9 тыс. до н.э. в Северном Ираке стали разводить овец, а около 6 тыс. до н.э. свиней и коров. Скотоводство стало важным источником питания, давая мясо и молоко. Этот богатый и постоянный источник пищи позволил людям перейти от кочевого образа жизни к оседлому, что привело к строительству деревень и городов.

В период протонеолита в охотничьих племенах формируется новый тип оседлого хозяйствования, основанный на культивировании растений и приручении животных. Если прежде было принято самые первые следы культурных растений относить к периоду 7 тыс. до н.э., то новые данные говорят о том, что корни их уходят еще дальше (к самому началу протонеолита, около 9 тыс. до н.э.); вывод сделан на основе того, что к 7 тыс. до н.э. культура земледелия и животноводства уже достигла высокого уровня.

Прошло еще два или три тысячелетия, пока человечество сделало еще одно открытие, вызванное необходимостью сохранения продуктов питания, - это гончарное ремесло; люди научились делать горшки (корзины стали плести еще раньше). С изобретением горшка было сделано первое техническое открытие, для которого понадобились знания химических процессов. Трудно отрицать, что «создание первого сосуда стало высоким примером творческого потенциала человека». Таким образом, в границах раннего каменного века можно вычленить докерамическую стадию, когда еще не было известно гончарное дело, и керамическую стадию. Некоторые старые поселения в Анатолии (например, раскопки Хакилара) относятся к докерамическому периоду, а Чатал-Хююк - город с богатой керамической посудой.

Чатал-Хююк - самый развитой анатолийский город эпохи неолита. Когда в 1961 г. археологи раскопали сравнительно маленькую часть города, раскопки сразу дали информацию, чрезвычайно важную для понимания экономических, социальных и религиозных аспектов общества эпохи неолита.

С начала раскопок было вскрыто десять пластов, самый глубокий относился к 6500 г. до н.э.

После 5600 г. до н.э. старое поселение Чатал-Хююк было покинуто по неизвестным причинам и на другой стороне реки возник новый город Чатал-Хююк Западный. По-видимому, он просуществовал 700 лет, а затем люди также ушли из него, не оставив никаких следов разрушения или насилия.

Самое удивительное в этом городе - высокий уровень цивилизации. В захоронениях были найдены очень красивые гарнитуры украшений для женщин, а также мужские и женские браслеты. По мнению Мелларта, многообразие найденных камней и минералов говорит о том, что важными факторами экономической жизни города были торговля и разработка полезных ископаемых.

Несмотря на эти признаки высокоразвитой культуры, в социальной структуре отсутствуют элементы, характерные для более поздних стадий развития общества. Так, в частности, там явно отсутствовали классовые различия между богатыми и бедными. Хотя не все дома одинаковы, и конечно, по их размерам и по характеру захоронений можно в определенной степени судить о социальных различиях, Мелларт утверждает, что эти различия «нигде не бросаются в глаза». И когда смотришь чертежи раскопанной части города, то видишь, что здания мало отличаются по размеру (в сравнении с более поздними урбанистическими обществами). Мы встречали у Чайлда указание на то, что в деревнях раннего неолита не было института старейшин; Мелларт также обращает внимание на этот факт в связи с раскопками Чатал-Хююка. Там явно было много жриц (возможно, и жрецов), но нет никаких признаков иерархического устройства.

Вероятно, в Чатал-Хююке благодаря высокому уровню земледелия были излишки продуктов питания, что и способствовало развитию торговли и появлению предметов роскоши. В более ранних и менее развитых деревнях Чайлд отмечает отсутствие признаков изобилия и полагает, что там было больше равенства (экономического прежде всего). Он указывает, что в эпоху неолита были ремесла; вероятно, можно говорить о домашнем производстве, и притом ремесленническая традиция была не индивидуальной, а коллективной. Члены общины постоянно обменивались опытом друг с другом; так что можно говорить об общественном производстве, возникшем как результат коллективного опыта. Например, посуда определенной неолитической деревни имеет явный отпечаток коллективной традиции.

Кроме того, следует помнить, что в те времена не было проблемы с землей. Если население увеличивалось, молодые люди могли уйти и в любом месте основать самостоятельное поселение. То есть экономические условия не создавали предпосылок для раскола общества на классы и для создания института постоянной власти, в функцию которой входило бы руководство хозяйством. Отсюда - не было организаторов, которые бы за этот труд получали вознаграждение. Это стало возможно значительно позже, когда многочисленные открытия и изобретения привели к такому росту производства, что излишки продукции смогли быть обращены в «капитал», а вслед за этим пришла и эксплуатация чужого труда.

В плане проблемы агрессивности для меня особенно важны два момента. За 800 лет существования города Чатал-Хююк ничто не указывает на то, что там совершались грабежи и убийства (согласно свидетельствам археологов). Но еще более впечатляющим фактом является полное отсутствие признаков насилия (среди сотен найденных скелетов ни один не имел следов насильственной смерти).

Одним из самых характерных признаков неолитических поселений, включая Чатал-Хююк, является центральное положение матери в социальной структуре, а также большая роль религии.

Согласно первобытному разделению труда, мужчины уходили на охоту, а женщины собирали коренья и фрукты. Соответственно открытие земледелия принадлежит женщине, а приручение животных, вероятно, было делом мужчин (в свете того, какую огромную роль играло земледелие на всех этапах цивилизационного развития человечества, можно смело утверждать, что современная цивилизация была основана женщинами).

Только женщина и земля имеют уникальную способность рождать, создавать живое. Эта способность (отсутствующая у мужчин) в мире первобытного земледелия была безусловным основанием для признания особой роли и места женщины-матери. Мужчины получили право претендовать на подобное место, лишь когда они смогли производить материальные вещи с помощью своего интеллекта, так сказать, магическими и техническими способами. Мать была божеством, которое идентифицировалось с матерью-землей; это была высшая богиня религиозного мира, и потому земная мать, естественно, была признана центральной фигурой и в семейной, и в социальной жизни.

Прямым показателем центральной роли матери в Чатал-Хююке является тот факт, что в захоронениях дети всегда лежат рядом с матерью, а не с отцом. Скелет женщины обычно находят под домом, в том месте, где раньше была комната матери и ее кровать. Эта комната была главной и была больше по размеру, чем комната отца. Характерным признаком матриархата является то, что детей всегда хоронили рядом с матерью. Здесь родственные узы связывали детей в первую очередь с матерью, а не с отцом, как это имеет место в патриархальных общественных системах.

Гипотеза о матриархальной структуре палеолита находит окончательное подтверждение благодаря данным о состоянии религии в Чатал-Хююке и других неолитических поселениях в Анатолии.

Результаты раскопок произвели подлинный переворот в наших представлениях о первобытной религии. В центре этой религии - и это ее главный признак - стоит образ матери-богини. Мелларт пишет: «Чатал-Хююк и Хакилар доказывают преемственность религии от палеолита до периода древнего мира (в том числе классического), где центральное место занимает образ матери-богини, а затем труднопостижимые образы богинь Кибелы, Артемиды и Афродиты».

Центральная роль матери-богини проявляется в сюжетах барельефов и фресок, найденных при раскопках священных мест. В отличие от находок в других неолитических поселениях, в Чатал-Хююке были не только матери-богини, но и божество мужского рода, символом которого был бык или голова быка (или одни рога). Но это не меняет сути дела, которая состоит в том, что верховное положение как центральное божество занимала Великая Мать. Среди скульптур богов и богинь, обнаруженных при раскопках, большинство составляли женские фигуры. Из 41 скульптуры 33 были, безусловно, женскими, а 8 скульптур с мужской символикой практически все равно следует понимать в их отношении к богине: это либо ее муж, либо сыновья. (А в более глубоких пластах при раскопках были обнаружены исключительно скульптурные фигуры богинь.) И не вызывает сомнения тот факт, что роль матери-богини была центральной: во всяком случае, ни одно изображение женщины не может быть интерпретировано как подчиненное мужчине. И это подтверждают изображения женщин, беременных или рождающих, а также изображения богинь, рождающих быка. (Ср. с типично патриархальным мифом о женщине, сотворенной из ребра мужчины, как Ева и Афина.)

Богиня-Мать часто изображается в сопровождении леопарда, или в одежде из леопардовых шкур, или символически в образе леопарда. Это объясняется тем, что леопард был самым хищным зверем того времени. И такие изображения должны были сделать богиню владычицей диких зверей. Кроме того, это указывает на двойную роль богини: она одновременно была покровительницей и жизни, и смерти. Мать-земля, которая рождает детей, а затем принимает их обратно в свое лоно, когда заканчивается их цикл жизни, вовсе не обязательно мать-разрушительница. Хотя очень редко это имело место (индийская богиня Кали), но подробное исследование этого вопроса увело бы нас в сторону и отняло бы много времени и места.

Мать-богиня в религии неолита не только владычица диких зверей, она и покровительница охоты и земледелия, и защитница всей живой природы.

И наконец, я хочу процитировать конечные выводы Мелларта о роли женщины в обществе эпохи неолита (включая Чатал-Хююк):

В анатолийской религии эпохи неолита весьма примечательно полное отсутствие эротики в барельефах, статуэтках и живописных сюжетах. Половые органы никогда не встречаются в изображениях, и это заслуживает особого внимания, тем более что эпоха позднего палеолита (а также неолит и постнеолит за пределами Анатолии) дает много примеров таких изображений. На этот внешне трудный вопрос очень легко ответить. Когда в искусстве мы обнаруживаем акцентирование эротики, это всегда связано с переносом в искусство половых инстинктов и влечений, присущих мужчине. А коль скоро неолитическая женщина была и создателем религии, и ее центральным действующим лицом, совершенно очевидны причины целомудренности, которыми отмечены художественные изображения, относящиеся к этой культуре. И потому возникла своя символика, при которой изображение грудей, пупка и беременности символизировало женское начало, в то время как мужественность имела такие признаки, как рога и рогатые головы животных. В эпоху раннего неолита (как, например, Чатал-Хююк), очевидно, в процентном отношении было больше женщин, чем мужчин (это подтверждают раскопки). К тому же в новых формах хозяйственной жизни женщина выполняла очень много функций (это до сих пор имеет место в анатолийских селениях) - в этом, безусловно, причина ее высокого социального статуса. Женщина была главным производителем жизни - как земледелец и продолжатель рода, как мать-кормилица детей и домашних животных, как символ плодородия и изобилия. Здесь берет свое начало религия, в прямом смысле слова благословляющая сохранение жизни во всех ее формах. Эта религия говорила о размножении и плодородии, о жизни и смерти, рождении и кормлении - т.е. о возникновении тех ритуалов, которые были органической частью жизни женщины и не имели никакого отношения к мужчине. Так что, вероятнее всего, все культовые действа во славу богини были разработаны женщинами, хотя при этом нельзя исключать и присутствие жрецов-мужчин…

Есть интересные факты, свидетельствующие о социальном устройстве общества эпохи неолита, не имеющем явных следов иерархии, подавления или ярко выраженной агрессивности. Гипотеза о том, что неолитическое общество (по крайней мере, в Анатолии) было в основе своей миролюбивым, становится еще более вероятной в свете того факта, что анатолийские поселения имели матриархальные (матрицентристские) структуры. И причину этому следует искать в жизнеутверждающей психологии, которая, по убеждению Бахофена, характерна для всех матриархальных обществ.

Результаты археологических раскопок неолитических поселений в Анатолии дают исчерпывающий материал для доказательства действительного существования матриархальных культур и религий, о которых заявил Бахофен в своем труде «Материнское право», опубликованном впервые в 1869 г. Только гений мог сделать то, что удалось Бахофену на основе анализа греческой и римской мифологии, ритуалов, символов и снов; практически при полном отсутствии фактических данных он, благодаря своей аналитической интуиции, сумел реконструировать совершенно неизвестную фазу развития общества и религии. (Совершенно независимо от Бахофена к аналогичным выводам пришел американский этнолог Л.Г. Морган при исследовании жизни североамериканских индейцев.) И почти все антропологи (за редким исключением) заявили, что рассуждения и выводы Бахофена не имеют никакой научной значимости. Действительно, только в 1967 г. был впервые опубликован английский перевод его избранных трудов.

Для отрицания теории Бахофена было, вероятно, две причины. Первая состояла в том, что для антропологов, живущих в патриархальном обществе, было почти немыслимо преодолеть социальный и психологический стереотип и представить, что первенство мужчины не является «естественным» и не всегда в истории господствовать и повелевать было исключительной привилегией мужчин (Фрейд по той же самой причине даже додумался до своей концепции женщины как кастрированного мужчины). Во-вторых, антропологи так привыкли доверять только вещественным доказательствам (скелеты, орудия труда, оружие и т.д.), что их невозможно было убедить, что мифы и сказания имеют не меньшую достоверность, чем артефакты. Эта позиция и привела к тому, что силу и глубину теоретического мышления Бахофена попросту не оценили по заслугам. Приведу отрывок, который дает представление о том, как Бахофен понимал дух матриархата:

Чудо материнства - это такое состояние, когда женщину заполняет чувство причастности ко всему человечеству, когда точкой отсчета становится развитие всех добродетелей и формирование благородной стороны бытия, когда посреди мира насилия и бед начинает действовать божественный принцип любви, мира и единения. В заботе о своем еще не родившемся ребенке женщина (раньше, чем мужчина) научается направлять свою любовь и заботу на другое существо (за пределами собственного Я), а все свои способности и разум обращать на сохранение и украшение чужого бытия. Отсюда берут свое начало все радости, все блага жизни, вся преданность и теплота и всякое попечение и жалость… Но материнская любовь не ограничивается своим внутренним объектом, она становится всеобщей и охватывает все более широкий круг… Отцовскому принципу ограничения противостоит материнский принцип всеобщности; материнское чувство не знает границ, как не знает их сама природа. В материнстве берет свои истоки и чувство братства всех людей, сознание и признание которого исчезли с образованием патриархата.

Семья, построенная на принципах отцовского права, ориентируется на индивидуальный организм. В семье же, опирающейся на материнское право, превалируют общие интересы, сопереживание, все то, что отличает духовную жизнь от материальной и без чего невозможно никакое развитие. Мать земли Деметра предназначает каждой женщине вечно рожать детей - родных братьев и сестер, чтобы родина всегда была страной братьев и сестер, - и так до тех пор, пока с образованием патриархата не разложится единство людей и нерасчлененное будет преодолено принципом членения.

В государствах с материнским «правлением» принцип всеобщности проявляется весьма многогранно. На него опирается принцип всеобщего равенства и свободы (который стал основой законотворчества многих народов); на нем строятся правила филоксении (гостеприимства) и решительный отказ от стесняющих рамок любого рода…; этот же принцип формирует традицию вербального выражения симпатий (хвалебные песни родичей, одобрение и поощрение), которая, не зная границ, равномерно охватывает не только родственников, но и весь народ. В государствах с «женской» властью, как правило, нет места раздвоению личности, в них однозначно проявляется стремление к миру, отрицательное отношение к конфликтам… Не менее характерно, что нанесение телесного ущерба соплеменнику, любому животному жестоко каралось… Нет сомнения, что черты мягкой человечности, которые мы видим на лицах египетских статуй, глубоко проникли во все обычаи и нормы жизни матриократического мира.

Похожая информация.

Хотя оборонительная агрессивность и жестокость не являются, как правило, причиной войны, но эти черты все же находят выражение в способе ведения войны. Поэтому данные о ведении войн первобытными народами помогают дополнить наши представления о сущности первобытной агрессивности.

Подробный рассказ о войне племени уолбири в Австралии мы находим у Меггита; Сервис считает, что это описание представляет весьма меткую характеристику первобытных войн у охотничьих племен.

Племя уолбири не отличалось особой воинственностью – в нем не было военного сословия, не было профессиональной армии, иерархической системы командования; и очень редко совершались завоевательные походы. Каждый мужчина был (и остается) потенциальным воином: он вооружен постоянно и всегда готов защищать свои права; но в то же время каждый из них был индивидуалистом и предпочитал сражаться в одиночку, независимо от других. В некоторых столкновениях случалось так, что родственные связи ставили мужчин в ряды вражеского лагеря и к одной из таких групп могли случайно принадлежать все мужчины некоторой общины. Но никаких военных командиров, выбранных или передаваемых по наследству должностей, никаких штабов, планов, стратегии и тактики там не было. И если даже были мужчины, отличившиеся в бою, они получали уважение и внимание, но не право командовать другими. Но бывали обстоятельства, когда сражение развивалось так стремительно, что мужчины точно и без промедления вступали в бой, применяя именно те методы, которые вели к победе. Это правило и сегодня распространяется на всех молодых неженатых мужчин.

Во всяком случае, не было причин для того, чтобы одно племя вынуждено было ввязаться в массовую войну против других. Эти племена не знали, что такое рабство, что такое движимое или недвижимое имущество; завоевание новой территории было только обузой для победителя, ибо все духовные узы племени были связаны с определенной территорией. Если и случались изредка небольшие завоевательные войны с другими племенами, то, я уверен, они отличались разве что по масштабу от конфликтов внутри племени или даже рода. Так, например, в битве при Варингари, которая привела к завоеванию водоема Танами, участвовали только мужчины из племени ванаига, и притом не более двадцати человек. И вообще мне не известно ни одного случая заключения военных союзов между племенами ради нападения на другие вальбирийские общины или другие племена.

С технической точки зрения такого рода конфликты между первобытными охотниками можно называть словом «война». И в этом смысле можно прийти к выводу, что человек испокон веков вел войны внутри своего вида и потому в нем развилась врожденная тяга к убийству. Но такое заключение упускает из виду глубочайшие различия в ведении войн первобытными сообществами разного уровня развития и полностью игнорирует отличие этих войн от войн цивилизованных народов. В первобытных культурах низкого уровня не было ни централизованной организации, ни постоянных командиров. Войны были большой редкостью, а о захватнических войнах не могло быть и речи. Они не вели к кровопролитию и не имели цели убить как можно больше врагов.

Войны же цивилизованных народов, напротив, имеют четкую институциональную структуру, постоянное командование, а их цели всегда захватнические: либо это завоевание территории, либо рабов, либо прибыли. К тому же упускается из виду еще одно, быть может самое главное, различие: для первобытных охотников и собирателеи эскалация воины не имеет никакой экономической выгоды.

Прирост населения охотничьих племен так незначителен, что фактор народонаселения очень редко может оказаться причиной завоевательной войны одной общины против другой. И даже если бы такое случилось, то, скорее всего, это не привело бы к настоящей битве. Вероятнее всего, дело обошлось бы даже без борьбы: просто более многочисленная и сильная община предъявила бы свои претензии на «чужую территорию», реально начав там охотиться или собирать плоды. А кроме этого, какая прибыль от охотничьего племени, там и взять-то нечего. У него мало материальных ценностей, нет стандартной меновой единицы, из которых складывается капитал. Наконец, такая распространенная в новое время причина войн, как обращение в рабство военнопленных, на стадии первобытных охотников не имела никакого смысла из-за низкого уровня производства. У них просто не хватило бы сил и средств на содержание военнопленных и рабов.

Общая картина первобытных войн, нарисованная Сервисом, подтверждается и дополняется многими исследователями, которых я еще постараюсь дальше процитировать. Пилбим подчеркивает, что это были столкновения, но не войны. Дальше он указывает на то, что в охотничьих сообществах пример играл более важную роль, чем сила и власть, что главным принципом жизни были щедрость, взаимность и сотрудничество.

Стюарт делает интересные выводы относительно ведения войны и понятия территориальности:

Прошло немало дискуссий по вопросу о собственности на территорию у первобытных охотников (кочевников): были ли у них постоянные территории или источники питания, и если да, то как они обеспечивали защиту этой собственности. И хотя я не могу утверждать однозначно, но считаю, что это было для них нетипично. Во-первых, малые группы, входящие в более крупные общности племени, обычно вступают в перекрестные браки, смешиваются между собой, если они слишком маленькие, или разделяются, если становятся слишком большими. Во-вторых, первичные малые группы не проявляют тенденции к закреплению за собой каких-то специальных территорий. В-третьих, когда говорят о «войне» в таких общностях, то чаще всего речь идет не более чем об акциях мести за колдовство или что-либо в этом роде. Или же имеются в виду длительные семейные распри. В-четвертых, известно, что главный промысел на больших территориях состоял в сборе плодов, но я не знаю ни одного случая, чтобы территорию с плодами кто-либо защищал от нападения. Первичные группы не дрались друг с другом, и трудно себе представить, каким образом племя могло бы созвать своих мужчин, если бы потребовалось объединенными усилиями защитить свою территорию, и что могло бы послужить для этого причиной. Правда, известно, что некоторые члены группы брали в индивидуальное пользование отдельные деревья, орлиные гнезда и другие специфические источники пропитания, но остается совершенно непонятно, каким образом эти «объекты» могли охраняться, находясь друг от друга на расстоянии нескольких миль.

К аналогичным выводам приходит и Н. Н. Терни-Хай. В работе 1971 г. он замечает, что хотя страх, гнев и фрустрация представляют собой универсальные переживания человека, но искусство ведения войны развилось на позднем этапе человеческой эволюции. Большинство первобытных общностей были неспособными к ведению войны, так как у них отсутствовал необходимый уровень категориального мышления. У них не было такого понятия организации, какое совершенно необходимо, если кто-то хочет захватить соседнюю территорию. Большинство войн между первобытными племенами – это вовсе не войны, а рукопашные схватки. Как сообщает Рапопорт, антропологи встретили работы Терни-Хая без особого воодушевления, ибо он раскритиковал всех профессиональных антропологов за отсутствие в их отчетах достоверной информации «из первых рук» и назвал все их выводы о первобытных войнах недостаточными и дилетантскими. Сам он предпочитал опираться на любительские исследования этнологов прошлого поколения, ибо они содержали достоверную информацию из первых рук.

Монументальный труд Кейнси Райта содержит 1637 страниц текста, включая обширную библиографию. Здесь дается глубокий анализ первобытных войн, основанный на статистическом сравнении данных о 653 первобытных народах. Недостатком этой работы является преимущественно описательно-классификационный ее характер. И все же ее результаты дают статистику и показывают тенденции, совпадающие с выводами многих других исследователей. А именно: «Простые охотники, собиратели и земледельцы – это наименее воинственные люди. Большую воинственность обнаруживают охотники и крестьяне более высокой ступени, а самые высокопоставленные охотники и пастухи – это наиболее агрессивные люди из всех древних».

Эта констатация подтверждает гипотезу о том, что драчливость не является врожденной чертой человека, и потому о воинственности можно говорить лишь как о функции цивилизационного развития. Данные Райта ясно показывают, что общество становится тем агрессивнее, чем выше в нем разделение труда, что самыми агрессивными являются социальные системы, в которых уже есть деление на классы. И наконец, эти данные свидетельствуют, что воинственности в обществе тем меньше, чем устойчивее равновесие между различными группами, а также между группой и ее окружающей средой; чем чаще нарушается это равновесие, тем скорее формируется готовность воевать.

Райт различает четыре типа войн: оборонительные, социальные, экономические и политические. Под оборонительной войной он понимает такое поведение, которое неизбежно в случае реального нападения. Субъектом такого поведения может оказаться даже народ, для которого война является совершенно нехарактерной (не является частью его традиции): в этом случае люди спонтанно «хватаются за любое оружие, которое подвернется под руку, чтобы защитить себя и свой дом, и при этом рассматривают эту необходимость как несчастье».

Социальные войны – это те, в ходе которых, как правило, «не льется много крови» (похоже на описанные Сервисом войны между охотниками). Экономические и политические войны ведут народы, заинтересованные в захвате земли, сырья, женщин и рабов, или ради сохранения власти определенной династии или класса.

Почти все делают такое умозаключение: если уж цивилизованные люди проявляют такую воинственность, то насколько воинственнее, вероятно, были первобытные люди. Но результаты Райта подтверждают тезис о минимальной воинственности первобытнейших народов и о росте агрессивности по мере роста цивилизации. Если бы деструктивность была врожденным качеством человека, то должна была бы наблюдаться противоположная тенденция.

Мнение Райта разделяет М. Гинсберг:

Складывается впечатление, что угроза войн в этом смысле усиливается по мере экономического развития и консолидации групп. У первобытных народов можно скорее говорить о стычках на почве оскорбления, личной обиды, измены женщины и т. п. Следует признать, что эти общности по сравнению с более развитыми первобытными народами выглядят очень миролюбивыми. Но насилие и страх перед силой имеют место, и бывают драки, хотя и небольшие. У нас не так уж много знаний об этой жизни, но те факты, которыми мы располагаем, говорят если и не о райской идиллии первобытных людей, то, во всяком случае, о том, что агрессивность не является врожденным элементом человеческой натуры.

Рут Бенедикт делит войны на «социально-летальные» и «нелетальные». Последние не имеют целью подчинение других племен и их эксплуатацию (хотя и сопровождаются длительной борьбой, как это было с разными племенами североамериканских индейцев).

Мысль о завоеваниях никогда не приходила в голову североамериканским индейцам. Это позволило индейским племенам сделать нечто экстраординарное, а именно отделить войну от государства. Государство было персонифицировано в некоем мирном вожде – выразителе общественного мнения в своей группе. Мирный вождь имел постоянную «резиденцию», был достаточно важной персоной, хотя и не был авторитарным правителем. Однако он не имел никакого отношения к войне. Он даже не назначал старшин и не интересовался поведением воюющих сторон. Каждый, кто мог собрать себе дружину, занимал позицию, где и когда ему было угодно, и нередко становился командующим на весь период войны. Но как только война кончалась, он утрачивал всю полноту власти. А государство никак не было заинтересовано в этих кампаниях, которые превращались в демонстрацию необузданного индивидуализма, направленного против внешних племен, но не наносящего никакого ущерба политической системе.

Аргументы Рут Бенедикт затрагивают отношения между государством, войной и частной собственностью. Социальная война «нелетального» типа – это выражение авантюризма, желания покрасоваться, завоевать трофеи, но без всякой цели порабощения другого народа или уничтожения его жизненных ресурсов. Рут Бенедикт делает следующий вывод: «Отсутствие войны – не такая уж редкость, как это изображают теоретики доисторического периода… И совершенный абсурд – приписывать этот хаос (войну) биологическим потребностям человека. Нет уж. Хаос – дело рук самого человека».

Другой известный антрополог, Э. А. Хэбл, характеризуя войны самых ранних североамериканских племен, пишет: «Эти столкновения скорее напоминают „моральный эквивалент войны“, как выражается Уильям Джеймс. Речь идет о безобидном отражении любой агрессии: здесь и движение, и спорт, и удовольствие (только не разрушение); да и требования к противнику никогда не выходят за рамки разумных границ». Хэбл приходит к такому же выводу, что склонность человека к войне ни в коем случае нельзя считать инстинктивной, ибо в случае войны речь идет о феномене высокоразвитой культуры. А в качестве иллюстрации он приводит пример с миролюбивыми шошонами и драчливыми команчами, которые еще в 1600 г. не представляли собой ни национальной, ни культурной общности.

Никакого «Золотого века», когда бы люди жили в мире и согласии друг с другом, земная история человечества не знает. Враждовали и убивали друг друга все — и наши волосатые предки, и люди, во всем (или почти во всем) подобные нам. Но следует признать как неоспоримый факт: на протяжении всего палеолита, длившегося свыше двух миллионов лет, столкновения эти не бывали ни массовыми, ни длительными. Они представляли собой скорее предпосылки будущих войн, а не войны в собственном смысле слова. И этим эпоха древнекаменного века очень сильно отличается от всех последующих эпох.

С точки зрения нашего современника, военные конфликты той поры, как и способы их разрешения, куда более напоминали массовые драки или «выяснение отношений» путем поединков. Вряд ли все это можно всерьез называть войнами. Показательно, что даже для верхнепалеолитической эпохи, начавшейся примерно 45 тысяч лет назад и ознаменовавшейся большими техническими достижениями (об этом подробно говорилось выше), у нас нет никаких оснований выделять особое, военное оружие.

Разумеется, сами люди, жившие в ту пору, вполне могли как-то отличать те копья и дротики, что применялись ими на охоте, от тех, что предназначались для «силового решения спорных вопросов» с соседями. По крайней мере, данные этнографии говорят нам, что так оно и было!.. Однако мы, археологи, до сих пор нипочем не можем выяснить, в чем же состояли эти различия в древнекаменном веке? Возможно, они были связаны не с формой наконечника, а скорее с особой окраской древка, характером заклинаний, накладывавшихся на копье, и тому подобное. Так или иначе, никакой существенной, принципиальной разницы между формами охотничьего и «воинского» оружия в эпоху палеолита еще не было.

В монументальных росписях пещерных галерей, в палеолитических гравировках на кости имеются сцены охоты, но нет ни одной, которая изображала бы столкновение между людьми. Это весьма показательно. Пройдет время, и ситуация резко изменится. Уже в изобразительном искусстве эпохи мезолита-неолита войны, схватки людей с людьми присутствуют как один из распространенных сюжетов (примеры — фрески испанского Леванта, петроглифы Карелии). К наступлению эпохи бронзы и раннего железного века войны, столкновения и убийства уже станут чем-то обыденным, представлявшим собой одно из важных (и достаточно постоянных) занятий мужчины. Не случайно многие этнографически известные племена, находившиеся в XIX веке на стадии неолита или раннего металла (например североамериканские индейцы), до прихода европейцев жили в обстановке перманентной, никогда не прекращавшейся надолго войны со своими соседями. Отголоски представлений, унаследованных оттуда, живо проявляются даже в наши дни, у людей, населяющих современную индейскую Резервацию. Автору этих строк довелось в 1997 году побывать в штате Колорадо, в археологическом центре Кроу Кэньон. Листая местный журнал, я слегка оторопел, прочитав, что военные вожди двух соседних племен наконец-то сошлись для заключения мира. Не веря своим глазам, я сверил даты... Оказалось, все правильно, на дворе девяносто седьмой... и индейская война, продолжавшаяся уже много десятков лет... или столетий? — подошла к своему завершению. Стороны договорились.

Разумеется, в наши дни такое «состояние войны» между племенами никогда (или только в редчайших случаях) не оборачивается кровопролитием. Однако это лишь потому, что кровопролитию препятствуют федеральные силы.

Кстати, индейские резервации — совсем не то, что внушалось нам в пионерском детстве. Резервация в США — это своего рода государство в государстве. Территория каждого племени управляется по собственным племенным законам. Федеральное правительство вмешивается в это управление лишь в одном случае — при угрозе насилия. В том же 1997 году мне выпала честь быть гостем военного вождя индейского племени Зиа и понаблюдать «изнутри» жизнь современных американских индейцев. Это, действительно, было и честью, и большой удачей. Хорошо помню, как завидовали мне мои американские друзья, когда я, новичок в Штатах, приехавший немного поработать в археологическом центре Кроу Кэньон, неожиданно получил такое приглашение. Дело в том, что для любого белого человека, будь то иностранец или гражданин США, вход и въезд на территорию резервации категорически воспрещен. Попасть туда можно только по специальному приглашению вождей племени. Так что очень многие современные американцы никогда не бывали на «индейской территории» — и вовсе не потому, что они сами ленивы и нелюбопытны. Зато каждый индеец США в наши дни имеет конституционное право приехать и жить на территории любого штата.

Когда люди в Европе начали воевать?

Настоящие войны в Европе начались уже на финальном этапе палеолита, в период, переходный к новому каменному веку (эпоха мезолита-неолита). Именно тогда человек впервые начал заниматься земледелием и скотоводством, начал прочно «обживать» свою территорию, одновременно создавая на ней материальные блага, становившиеся для иноплеменников слишком большим соблазном. Не случайно именно в этот период на стоянках самых различных культур резко увеличивается количество находок наконечников стрел. Долгое время археологи считали, что лук и стрелы и появились именно тогда — в мезолите. Однако новые находки ясно показали, что это не так.

Охотничий лук был изобретен в глубокой древности, вероятно, еще в раннюю пору верхнего палеолита. Тем не менее вплоть до начала эпохи участившихся межплеменных столкновений он не имел ключевого значения в вооружении охотников. Практика загонных охот не давала широких возможностей для его применения и развития. Зато при военных действиях именно лук должен был стать самым грозным, самым дальнобойным и эффективным оружием из всех, которые знало тогда человечество. Таковым он и стал.

В романе «Закон крови» описан гипотетический случай изобретения боевого лука в раннюю пору верхнего палеолита на Среднем Дону, на той самой территории, где в дальнейшем появились многочисленные стоянки охотников на мамонтов. Действие происходит в одном из сообществ, которые археологи относят к стрелецкой культуре.

Исследование Костенковско-Борщевского района на Среднем Дону, насыщенного памятниками эпохи верхнего палеолита, показало, что там, по-видимому, в одно и то же время сосуществовали различные в культурном отношении коллективы. Однако никаких следов их давления друг на друга, взаимного поглощения или военных конфликтов тут не выявлено. Последнее весьма существенно, ибо существование отдельных культур в эпоху палеолита продолжалось очень длительное время — немыслимо долгое, с современной точки зрения — от 10 тысяч лет и более! Самого этого факта достаточно, чтобы понять: менталитет человека той эпохи очень сильно отличался от нашего. И доминировало в нем одно — стремление к равновесию в мире и нежелание, отторжение каких бы то ни было перемен.

Когда конфликты возникали в самой общине, то их, вероятно, разрешали достаточно быстро и безжалостно. Все существование сравнительно небольших сообществ палеолитических охотников зиждилось на стабильности и взаимопомощи. Любая распря «со своими» или с ближайшими соседями могла нести гибель всему роду. Поэтому конфликты и недовольства гасились в зародыше. Видимо, это и стало причиной того, что изобретение лука очень долго оставалось не востребованным в полной мере.

На стоянках, относящихся к ранней поре верхнего палеолита в Восточной Европе, как и на памятниках интересующей нас историко-культурной области охотников на мамонтов, найдено немало мелких наконечников. Их просто невозможно трактовать, как наконечники дротиков. Несомненно, это были стрелы. Из этого следует один главный вывод: принцип действия лука был этим людям прекрасно известен. Отсюда до широкого внедрения боевого лука — один шаг... но шаг этот занял примерно пятнадцать тысячелетий в истории человечества.

Вооруженные столкновения у аборигенов Австралии

Из всех известных этнографических примеров аборигены Австралии дают нам картину, наиболее близкую той, что имела место в Европе в эпоху палеолита. Хотя, конечно, их нельзя считать тождественными. Ведь наряду с элементами, уходящими корнями в глубокую древность, австралийская культура несет в себе явные признаки регресса и вырождения. Тем не менее обратимся вновь к обычаям коренного населения этого загадочного континента.

У австралийцев отсутствовала сильная племенная организация, тем более — межплеменные союзы. Отношения между отдельными племенами были довольно противоречивы. С одной стороны, австралийцем любой иноплеменник обычно рассматривался как враг, которого, в принципе, следовало бы убить. Иноплеменников всегда подозревали в коварных замыслах и злонамеренных кознях (как правило, во вредоносной магии). Но, с другой стороны, целый ряд исследователей, и, в первую очередь, такой прекрасный знаток жизни австралийских аборигенов, как Джеральд Уилер, показали нам, что нормой в отношениях между австралийскими племенами был все-таки мир, а не война. Война же являлась лишь не совсем обычной формой отмщения. Она была подчинена определенным нормам и правилам и никогда не бывала слишком кровопролитной и продолжительной.

Самая типичная причина войны у австралийцев — месть за обиду. Обида может быть подлинной (например похищение женщины) или мнимой (любую неприятность, тем более болезнь или смерть, австралийцы объясняли исключительно вредоносной магией и приписывали ее чужакам, иноплеменникам). Когда «обидчик» был установлен, собирался отряд и выступал в поход, в места, где кочевало «враждебное» племя. Далее все зависело от конкретных обстоятельств. Все могло закончиться взаимными угрозами и потрясанием копьями. Конфликт можно было уладить миром, на определенных условиях, в том числе — выдачей на казнь истинных или только подозреваемых виновников. Могли убить из засады одного-двух человек. Иногда происходили «сражения», сводившиеся, в сущности, к серии поединков (между прочим, в них строго соблюдалось правило: «лежачего не бьют!»). В этом случае дело ограничивалось несколькими ранеными или убитыми, после чего схватка прекращалась. А затем всегда заключался мир, иногда знаменовавшийся совместным пиршеством.

В основе военного конфликта у охотников на мамонтов могло быть стремление отбить и вернуть девушку, самовольно, тайком убежавшую к своему жениху — в род, изгнанный всеми соседями из прежних мест обитания.

Конечно, слишком превозносить «первобытное миролюбие», вероятно, не стоит. Это значит впадать в другую крайность — не более справедливую, чем ходячие некогда представления о «дикарской жестокости». По крайней мере, те же австралийцы воевали «по правилам» лишь со своими близкими соседями. Но знали они и другую войну, для которой вообще не требовалось иного повода, кроме «жажды крови». В таких случаях отряд скрытно выступал за 50—150 миль, в местность, где кочевало совершенно незнакомое племя. Ночью подбирались к спящим, убивали во сне мужчин и детей, а женщин — потом, после всяческих жестокостей. Подобные набеги совершались не ради грабежа и не для захвата новых территорий, а исключительно из «жажды крови», иными словами — ради удовольствия. А ведь австралийские аборигены никогда не считались особо кровожадными и жестокими, в отличие, например, от значительной части коренного населения Меланезии!

Однако есть некоторые основания думать, что и в данном случае не все так просто. Скорее всего, нападения подобного рода представляли собой действия тайных мужских союзов, в основе которых лежала черная магия. К сожалению, этот материал всегда был наиболее трудно доступен этнографам, ибо даже при самом лучшем отношении к приезжему европейцу австралиец никогда не стал бы выдавать ему суть магических обрядов своего первобытного тайного «ордена». Поэтому здесь ученым приходится, в значительной части, довольствоваться слухами и обрывками информации, полученной от «непосвященных».

Подводя итог, можно сказать следующее. В настоящий момент многие источники свидетельствуют о том, что настоящие войны древности начались лишь с освоением земледелия и скотоводства — когда население Земли заметно увеличилось, а его имущественное неравенство стало более явным. По археологическим данным, это происходит при переходе от финального палеолита к неолиту. Именно тогда военные конфликты резко учащаются, становятся более продолжительными и жестокими.

В современ­ной науке есть несколько теорий происхождения человека. Наиболее аргументированной является трудовая теория про­исхождения человека, сформулированная Ф. Энгельсом. Трудовая теория подчеркивает роль труда в формировании коллективов первых людей, их сплочении и образовании новых связей между ними. Согласно данной концепции, трудовая деятельность повлияла на развитие у человека кисти, а потребность в новых средствах общения привела к развитию языка. Появление человека, таким образом, свя­зывается с началом производства орудий труда.

Процесс антропогенеза (происхождения человека) в сво­ем развитии прошел три стадии: 1) появление антропоид­ных предков человека; 2) появление древнейших и древних людей; 3) появление человека современного типа. Антропо­генезу предшествовала интенсивная эволюция высших обе­зьян в разных направлениях. В результате эволюции воз­никло несколько новых видов обезьян, в том числе дриопи­теки. От дриопитеков происходят австралопитеки, чьи ос­танки найдены в Африке.

Австралопитеки отличались относительно большим объе­мом мозга (550-600 куб. см), хождением на задних конеч­ностях и использованием природных предметов в качестве орудий. Клыки и челюсти у них были менее развиты, чем у других обезьян. Австралопитеки являлись всеядными и за­нимались охотой на мелких животных. Как и другие антро­поморфные обезьяны, они объединялись в стада. Австрало­питеки жили 4-2 млн. лет назад.

Второй этап антропогенеза связан с питекантропом («обе­зьяночеловеком») и родственными ему атлантропом и синан­тропом. Питекантропов уже можно называть древнейшими людьми, поскольку они, в отличие от австралопитеков, изго­товляли каменные орудия труда. Объем мозга у питекантро­пов был около 900 куб. см, а у синантропов - поздней формы питекантропа - 1050 куб. см. Питекантропы сохранили не­которые черты обезьян - низкий свод черепа, покатый лоб, отсутствие подбородочного выступа. Останки питекантропов находят в Африке, Азии и Европе. Возможно, что прародина человека находилась в Африке и Юго-Восточной Азии. Древ­нейшие люди жили 750-200 тыс. лет назад.

Неандерталец был следующей ступенью антропогенеза. Его называют древним человеком. Объем мозга неандерталь­ца - от 1200 до 1600 куб. см - приближается к объему мозга современного человека. Но у неандертальца, в отли­чие от современного человека, строение мозга было прими­тивным, не были развиты лобные доли мозга. Кисть была грубой и массивной, что ограничивало возможности неан­дертальца по использованию орудий труда. Неандертальцы широко расселились по Земле, заселяя разные климатиче­ские зоны. Жили они 250-40 тыс. лет назад. Ученые счита­ют, что предками современного человека были не все неан­дертальцы; часть неандертальцев представляла собой тупи­ковую ветвь развития.

Человек современного физического типа - кроманьонец- появился на третьем этапе антропогенеза. Это люди высо­кого роста, с прямой походкой, имеющие резко выступаю­щий подбородок. Объем мозга кроманьонца был равен 1400 - 1500 куб. см. Появились кроманьонцы около 100 тыс. лет назад. Вероятно, их родиной являлись Передняя Азия и при­легающие районы.

На последнем этапе антропогенеза происходит расогенез- формирование трех человеческих рас. Европеоидная, монголоидная и негроидная расы могут служить примером при­способления людей к природной среде. Расы отличаются цветом кожи, волос, глаз, особенностями строения лица и Телосложения и другими чертами. Все три расы сложились еще и позднем палеолите, но процесс расообразования про­должился и в дальнейшем.

Первобытная родовая община представлена собой объединение людей на основе кровного родства, совместного коллективного труда, общей собственности на орудия труда и продукты производства. Из этих условий проистекали равенство социального положения, единство интересов и сплоченность членов рода. В общей собственности, не имевшей никакой юридической формы, первобытной общины находились определенные территории, орудия труда, хозяйственная утварь, жилище. Производственные продукты, пища - распределялись поровну всеми членами рода, с учетом заслуг каждого. Рода могли перемещаться с одной территории на другую, но их организация при этом сохранялась. В известном объеме существовало личное владение собственность на оружие, украшения, и некоторые другие предметы. Производственные силы и орудия труда были крайне примитивны: охота, собирательство продуктов природы, рыбная ловля.

Род являлся основной, самостоятельной общностью. Отдельные рода объединялись в более широкие объединения - фратии. Фратия была расчленившимся на несколько дочерних родов и объединившим их первоначальным родом, указывающим на происхождение их всех от общего родоначальника. Несколько родственных фратий составляли племя. Ф. Энгельс отмечал, что род, фратия и племя представляли собой три естественно связанные друг с другом степени кровного родства.

Власть во фратии и племени основывалась на тех же принципах что и в родовой общине. Совет фратии представлял собой общее собрание всех ее членов и в ряде случаев формировался из старейшин родов, входивших в фратию. Во главе племени стоял совет, в которые входили представители фратий - старейшины, военачальники, жрецы.

5) Цивилизации Древнего Востока. Древний Восток стал колыбелью современной цивилизации. Здесь появляются первые государства, первые города, письменность, каменная архитектура, мировые религии и многое другое, без чего невозможно представить нынешнее человеческое сообщество. Первые государства возникают в долинах крупных рек. Земледелие в этих районах было очень продуктивно, но для этого требовались ирригационные работы - по осушению, орошению, возведению дамб и поддержанию всей ирригационной системы в порядке. Одна община не могла справиться с этим. Назревала необходимость в объединении всех общин под контролем единого государства.
Впервые это происходит сразу в двух местах независимо друг от друга - в Двуречье (долины рек Тигр и Евфрат) и Египте в конце IV-III тыс. до н. э. Позднее государство возникает в Индии, в долине реки Инд, а на рубеже III - II тыс. до н. э. - в Китае. Эти цивилизации получили в науке наименование речных цивилизаций.
Самым важным центром древней государственности являлся район Двуречья. В отличие от других цивилизаций Двуречье было открыто всем миграциям и веяниям. Отсюда открывались торговые пути и распространялись нововведения в другие земли. Цивилизация Двуречья непрерывно расширялась и вовлекала новые народы, в то время как остальные цивилизации были более замкнуты. Благодаря этому Западная Азия постепенно становится флагманом в социально-экономическом развитии. Здесь появляются гончарный круг и колесо, металлургия бронзы и железа, боевая колесница и новые формы письменности. Ученые прослеживают влияние Двуречья на Египет и цивилизацию древней Индии.
Земледельцы заселили Двуречье в VIII тыс. до н. э. Постепенно они научились осушать заболоченные участки. В долинах Тигра и Евфрата нет камня, лесов, металлов, зато они очень богаты зерном. Жители Двуречья выменивали зерно на недостающие в хозяйстве предметы в процессе торговли с соседями. Камень и дерево были заменены глиной. Из глины строили дома, изготавливали различные предметы бытового обихода, на глиняных таблицах писали.
В конце IV тыс. до н. э. в Южном Двуречье возникло несколько политических центров, которые объединились в государство Шумер. На протяжении всей своей древней истории район Двуречья был ареной ожесточенной борьбы, в ходе которой власть захватывал какой-либо город или пришедшие со стороны завоеватели. Со II тыс. до н. э. ведущую роль в регионе начинает играть город Вавилон, став могучей державой при царе Хаммурапи. Затем усиливается Ассирия, которая с XIV по VII вв. до н. э. была одним из ведущих государств Двуречья. После падения Ассирийской державы вновь усиливается Вавилон - возникает Нововавилонское царство. Персы - выходцы с территории современного Ирана - сумели завоевать Вавилонию и в VI в. до н. э. основать огромное Персидское царство.
Цивилизация древнего Египта обязана своим появлением крупнейшей в мире реке Нил и ее ежегодным разливам.
Египет делился на Верхний (долина Нила) и Нижний (дельта Нила). Вдоль Нила возникали первые государственные объединения - номы, центром которых становились храмы. В результате долгой борьбы номы Верхнего Египта объединились и присоединили Нижний Египет.
Китай как государство сформировался в долине реки Хуанхэ. Другая великая китайская река - Янцзы, протекающая южнее, была освоена позже. Хуанхэ очень часто меняла свое русло, затопляя обширные местности. Для обуздания реки требовался упорный труд по возведению дамб и плотин.
Египет и Китай, несмотря на отдаленность друг от друга, имеют ряд общих черт, что объясняется несколькими причинами. В этих странах изначально проживало этнически однородное население, государственный аппарат был очень устойчивым; во главе государства стоял обожествленный правитель. В Египте это фараон - сын Солнца, в Китае - ван, сын Неба. В рамках обеих цивилизаций существовал тотальный контроль над населением, которое привлекалось для исполнения тяжелых повинностей. Основу населения Египта составляли общинники, которые назывались «слугами царя» и были обязаны сдавать весь урожай государству, получая за это продукты или надел земли для обработки. Аналогичная система функционировала и в Китае.
Огромную роль в государстве такого типа играли жрецы- чиновники, которые управляли аппаратом и распределяли продукты среди всего населения. В Египте именно жрецы играли главную роль в процессе распределения материальных благ. Храмы обладали значительной властью, что позволяло им успешно противостоять Центру. В отличие от Египта, в Китае религиозная составляющая власти государственного аппарата отошла на второй план.
В Индии, в долине реки Инд, сложилась протоиндийская цивилизация. Здесь были созданы крупные ирригационные системы и построены большие города. Развалины двух городов найдены у современных поселений Хараппы и Мохенджо-Даро и носят эти названия. Цивилизация достигла здесь высокого уровня развития. Об этом говорит наличие ремесла, канализационной системы, письменности. Однако письменность протоиндийской цивилизации, в отличие от иероглифов Египта и клинописи Двуречья, еще не разгадана учеными, и эта цивилизация продолжает оставаться для нас загадкой. Причины гибели цивилизации Древней Индии, просуществовавшей несколько столетий, также неизвестны.
Во второй половине II тыс. до н. э. в Индию вторглись племена ариев. Язык ариев относится к индоевропейской языковой семье и близок славянским языкам. Арии заселили долину реки Ганг, подчинив себе местное население. Пришедшие арии жили преимущественно родовым строем. Во главе племен стояли вожди - раджи, которые опирались на прослойку воинов-кшатриев. Жрецы-брахманы боролись с кшатриями за первое место в обществе и государстве.
Арии, не желая раствориться среди многочисленного местного населения, были вынуждены установить систему варн. Согласно данной системе, население распределялось на четыре варны - жрецы-брахманы, воины-кшатрии, производители-вайшьи, а также шудры - покоренное местное население. Принадлежность к варне наследовалась, и изменить ее было невозможно. Браки всегда происходили между членами одной варны.
Система варн способствовала консервации индийского общества. Поскольку варны взяли на себя часть функций государства, государственный аппарат в Индии не стал таким сильным и влиятельным, как в других цивилизациях Древнего Востока.
В Восточном Средиземноморье возникает новая форма цивилизаций, отличающаяся от классических речных государств. Здесь существовали древнейшие центры земледелия и скотоводства, здесь же возникают первые урбанистические центры. Город Иерихон в Палестине известен как древнейший город в мире (VIII тыс. до н. э.). Восточное Средиземноморье - это регион, расположенный на пересечении важнейших торговых путей, связывающий между собой Азию, Европу и Африку. 33
С III тыс. до н. э. города Восточного Средиземноморья становятся важными центрами транзитной торговли. Богатые города и плодородные земли этого региона постоянно служили объектом притязаний крупных держав - Египта, Ассирии, Хеттского царства (на территории Малой Азии). Восточное Средиземноморье делится на три части - на севере Сирия, на юге Палестина, в центре - Финикия. Финикийцы сумели стать опытными мореходами, занимались транзитной торговлей, основывали свои колонии по всему Средиземноморью. Финикийцы изобрели буквенное письмо, помогающее им оформлять торговые сделки. Этот алфавит лег в основу всех современных алфавитов.

6) Античная цивилизация.
Греция. Древнейшая цивилизация в Европе возникла на островах Эгейского моря и на Балканском полуострове и известна как крито-микенская цивилизация (по названию центров - острова Крит и Микен, города на юге Греции). Крито-микенская цивилизация являлась типичной древневосточной цивилизацией, существовавшей во II тыс. до н. э. Крит, как и Финикия, прославился как морская дерясава с могучим флотом. Гибель крито-микенской цивилизации связана с рядом природных катаклизмов и нашествием в Грецию и острова Эгейского моря северных племен. Это нашествие привело к установлению на развалинах цивилизации более отсталых родоплеменных отношений. XII - IX вв. до н. э. известны в Греции как темные века.
В VIII-VI вв. до н. э. в Греции начинает формироваться античная цивилизация. Большую роль в ее развитии сыграло появление железа и соответствующих орудий. В Греции недостаточно земли для возделывания, поэтому широкое развитие здесь получило скотоводство, а затем и ремесло. Греки, знакомые с морским делом, активно занимались торговлей, что постепенно привело к освоению ими окружающих территорий, расположенных вдоль побережья. Вследствие катастрофической нехватки земельных ресурсов, греки были вынуждены основывать колонии в Италии, Малой Азии, Причерноморье.
С разделением труда и появлением прибавочного продукта родовая община сменяется соседской общиной, но не сельской, а городской. У греков эта община называлась полисом. Постепенно полис оформлялся в город-государство. В Греции были сотни полисов. Колонии также создавались по такому образцу. В рамках полиса происходила ожесточенная борьба между родоплеменной знатью, не желающей уступать свою власть, и демосом - незнатными членами общины.
Греки осознавали свое единство, - они называли свою родину Элладой, а себя - эллинами. У них был единый пантеон богов-олимпийцев и общеэллинские спортивные состязания. Однако все это не мешало им регулярно воевать между собой. Одной из главных черт эллинской культуры является принцип состязательности и стремление к первенству, что нехарактерно для цивилизаций Востока. В полисе сложилась ситуация, когда его могущество находилось в зависимости от граждан, на которых, в свою очередь, налагались определенные обязанности, но вместе с этим и значительные права.
Греция не была объединена одним полисом, - этому мешала их раздробленность и разобщенность. В результате Греция оказалась завоеванной сначала Македонией, а затем Римом. Но Римское государство, покорившее Грецию, испытало сильнейшее влияние греческой культуры. Достижения греческой культуры в конечном итоге легли в основу всей европейской культуры и цивилизации.
Древний Рим. Рим был основан в 753 г. до н. э. в области Лациум в центре Италии. В ходе своего развития Рим заимствовал культуру и достижения своих соседей. Особенно значительное влияние на Рим оказали этруски, северные соседи Рима. По преданию, этруски являлись переселенцами из Малой Азии.
В процессе долгой и упорной борьбы Рим завоевал сначала Лациум, затем соседние области. Риму удавалось одерживать победы благодаря эффективной государственной и военной организации. Используя свое расположение в центре Апениннского полуострова, Риму удалось разъединить силы своих врагов и по очереди завоевать этрусков, кельтов Италии, Великую Грецию (так назывались греческие колонии в Италии) и другие племена.
В III в. до н. э. Рим, подчинивший себе всю Италию, столкнулся с Карфагеном, финикийской колонией на севере Африки. В ходе трех ожесточенных войн Рим разгромил своего соперника и стал самой могущественной державой Средиземноморья. Не обладая культурой своих соперников,
Рим прибегал к ее заимствованию, привнося на завоеванные земли собственный государственный порядок и устройство.
Во II - I вв. н. э. Рим испытал серьезный кризис. Римское государство было устроено по подобию полиса. Однако очевидно, что если полисное устройство может быть эффективным для города и его округи, то оно абсолютно не подходит для огромной державы. После тяжелой и продолжительной гражданской войны в Риме устанавливается императорская власть. В эпоху империи Рим достигает наибольшего могущества, объединив под своей властью земли Западной и Южной Европы, Северную Африку и Западную Азию. Большую роль в этот период истории Древнего Рима начинает играть_рабовладельческий уклад.
В III в. н. э. Римская империя испытала тяжелое потрясение, охватившее все сферы жизни римского общества. Натиск варваров на границы империи, связанный с Великим переселением народов, и глубокие изменения в жизни империи привели к глубокому и необратимому кризису античной цивилизации. В итоге Римская империя раскололась на две части - Западную и Восточную, и в V в. н. э. Западная Римская империя пала. 476 г. - год, когда свергли последнего римского императора, - принято считать рубежным годом между античностью и средневековьем. Правопреемницей Рима стала Восточная Римская империя с центром в Константинополе.

7) Первое тысячелетие истории Европы насыщено важными событиями, связанными с кризисом Римского государства и поступательным движением Барбарикума. Значительная часть Старого Света переживала эпоху Великого переселения народов. К началу Переселения западную и южную часть Европейского континента занимала античная цивилизация, существовавшая в государственных рамках Римской империи. В Центральной и Восточной Европе обитали, жившие догосударственным строем, германские, славянские, балтские, финно-угорские, иранские, и другие племена. На Европейском континенте Великое переселение ознаменовано движением германцев. Почти одновременно с ними из Азии в Европу хлынули многочисленные кочевнические племена и племенные объединения, вызвавшие значительные передвижения среди местных народов.

Многие народы в поисках новых мест обитания и лёгкой наживы оставляли насиженные места и «пускались в те великие и сказочные странствия, которые положили начало образованию народов в древней и новой Европе». Римская империя, раздираемая внутренними противоречиями, стала объектом устремлений варварских племён. Сначала это были германцы, которых сменили гунны, а позже авары и славяне. В ходе Великого переселения народов произошла гибель античной цивилизации и падение Римской империи. В её западной части сформировались «варварские королевства», созданные германцами. В восточной сложилась Византийская империя, смирившаяся с утерей значительной части своей территории к югу от Дуная, занятой славянами (и частью тюркоязычными болгарами). Германцы и славяне в ходе Переселения расселились на обширной территории от Британии, Галлии и Испании до Финского залива, Верхней Волги и Дона. Сформировалась новая средневековая цивилизация. Вследствие смешения латинизированного населения бывших римских провинций с варварами сформировались романские народы. Все это существенным образом сказалось на этнической карте Европы: многие народы исчезли с лица земли. Политическая и этническая карта Европы, сложившаяся после Великого переселения народов, в основном продолжает существовать до наших дней, ибо этнополитических метаморфоз, подобных Великому переселению народов, история Европы больше не знала.
Системное изучение Великого переселения народов позволяет определить его как особый период исторического развития, когда на значительном историческом пространстве (уже не Античность, но ещё не Средневековье), ограниченном конкретными хронологическими рамками (II-VII вв.) и определённой территорией (Европа, Азия, Африка), взаимодействие варварства и цивилизации достигло своей наиболее интенсивной фазы. Результатом этого взаимодействия, как следствия взаимопроникновения и взаимоуничтожения римского и варварского миров, явилось зарождение нового типа цивилизации.

Великое переселение народов как временной «зазор» между Античностью и Средневековьем делится на три этапа. Первый (II-IV вв.) - «германский», охватывает время от Маркоманнских войн до Адрианопольского сражения. Второй (IV-V вв.) - «гуннский», между Адрианопольским сражением и битвой на Каталаунских полях. Третий этап (VI-VII вв.) - «славянский», связан с передвижением в Восточной, Юго-Восточной и Центральной Европе славянских племён. Этапы Переселения отличаются характером этнического состава участников Переселения, позицией мигрирующих племён, основными акцентами противостояния и взаимодействия, направлением миграций и их результатом.

В эпоху Переселения народов tanta scriptorum turba продолжали искать ответ на тривиальный вопрос - что скрывается под ёмким понятием «варвар». Как известно, ассоциативный образ «варвара» сформировался античной исторической мыслью уже до начала Переселения. Семантика термина раскрывалась в рамках антитезы «эллины - варвары», «римляне - варвары». Три круга ассоциаций делали восприятие этого образа автоматическим. Первый - этнический. «Варвар» - это иностранец, чужеземец, человек, проживающий вне границ данного государства. Второй круг - этический. Он заключался в формуле: «варвар - это не римлянин», тот считался варваром, кто не обладал пайдейей, греческим воспитанием и образованностью. И, наконец, третий круг - филологический. Незнание греческого и латинского языков - верный признак варварства.

Термин «варвары» использовался современниками Переселений в качестве самой общей дефиниции конгломерата племён, населявших как ближнюю, так и дальнюю периферию античного мира. Образ варвара в период Великого переселения народов традиционно следовал оппозиции «варвары - не римляне». Контраст между Барбарикумом и античным миром в это время достиг своей предельной остроты и напряжённости. В целом содержательная характеристика варваров основывалась на балансе неприятия и заинтересованности. Эта тенденция отразилась в лексике сочинений как латинских, так и грекоязычных авторов. В подавляющем большинстве случаев понятие «варвары» привязывалось к военному контексту и, как правило, сопровождалось словами «разрушили», «осадили», «опустошили», «совершили нападение». В ходе расселения варварских племён в империи частота его употребления заметно сокращалась. Из этого вовсе не следует, что исчез барьер взаимного отчуждения римлян и варваров. «Варвары» воспринимались как поле особой опасности уже внутри империи, хотя эпицентр варварства (Barbavron, barbarikou cwvrou , barbaricum solum), по мнению современников, находился не в империи, а за её пределами. Barbaricum solum - это прежде всего пространство для передвижений варваров, причём непрерывных передвижений. Современники Великого переселения относили к варварами не все народы, отличающиеся от римлян, а лишь дикарей, обитателей отдалённых стран. Варвара как такового характеризовало именно его «место обитания» - Барбарикум. Типичная среда варвара - лесная чаща, труднодоступная, а значит таящая опасность, богатая растительностью, а поэтому тёмная. В качестве Барбарикума, места обитания варваров, фигурируровали большие невозделанные пространства или сумрачные области, расположенные у крайних пределов земли. Все это, по мнению римлян, препятствовало зарождению и развитию цивилизации, способствовало сохранению у жителей Барбарикума примитивного образа жизни. Изменение отношения современников к варварам в ходе Переселения отразилось в частоте использования самого слова «варвар». По мере того, как варвары осваивались на римской земле, показательным стало использование вместо понятия «варвары» других слов-эквивалентов. К примеру, общеупотребляемые слова manus globus, gens, populus, exercitus , или конкретные этнонимы, нередко в сочетании - populus Alamorum, gens Francorum. Понятие «варвары» фигурировало уже не так часто, но оно становится более жёстким. «Варвар» - это не просто невежественный чужеземец, но прежде всего крайне агрессивный и непредсказуемый чужеземец, носитель разрушительного начала. Множественность варваров, их многочисленность в глазах современников Переселения ассоциировалось с «толпой», чаще - «войском». Толпа, неорганизованная масса варваров характеризуется как «перемешанная» (permixta, mixta, immixta), «беспокойная» (tumaltisa), «небоеспособная» (imbellis). Для людей того времени варвар - негативный «иной». Модель поведения варваров заключала в себе прежде всего агрессию. Одновременно, на фоне негативного варварского стереотипа появились новые оттенки образа варвара. С IV в. он уже не только враг, неприятель, но союзник-друг, симмах, энспонд, федерат. В период между Адрианополем и Каталаунами стратегия неприятия варваров выстраивалась на более нейтральном образе «чужого», а не только на образе «врага». Уже в первой половине V в. различались «варвар» и «иностранец». Ещё раз отметим, что понятие «варвар» как невежественный, агрессивный разрушитель окончательно оформилось в эпоху Переселений. В этом общепринятом, обиходном значении оно пережило её и, пройдя через Средневековье и Новое время, дошло до наших дней.

Великое переселение народов, как системный процесс взаимодействия Барбарикума и античной цивилизации, сформировало уникальное этническое пространство. Под этническим пространством подразумевается вся совокупность племён и народов, связанных с конкретным историческим явлением и его образом в истории. Этническое пространство, созданное Великим переселением, отличалось многослойностью. Оно представлено германскими, алано-сарматскими, тюркскими, славянскими, италийскими, кельтскими, рето-этрусскими, иберийскими, скифскими, синдо-меотскими, фракийскими, македонскими, иллирийскими, финно-угорскими, кавказскими, мидийскими, балтскими, греческими, малоазийскими, армянскими, семито-хамитскими и африканскими племенами. Среди них можно выделить племена-аборигены и пришлые, инертные и динамичные, племена и народы, населявшие земли Римской империи, её провинций, и племена Барбарикума.

К числу инертных участников Великого переселения можно отнести, главным образом, жителей римского мира, всех народов, населявших Римскую империю и её провинции. Так, жители Италии, практически не меняя мест своего обитания, испытали мощный напор Барбарикума и выдержали не одну волну переселений. Специфическая особенность этнического пространства этого региона сложилась уже в преддверии Великого переселения. Она заключалась в готовности населявших Аппенинский полуостров многочисленных народов к военным и торговым контактам с племенами Барбарикума. Сюда следует отнести и возросшую «внутреннюю», в границах Римского государства мобильность населения, связанную с захватом Римом огромной территории от берегов Рейна, от Альпийских гор до океанского побережья, включая области Пиренейского полуострова. Организация этих территорий в римские провинции и постепенная их романизация приводили к разрушению этнической замкнутости Галлии и Испании. Здесь этническое пространство размывалось социализирующей направленностью римской цивилизации.
Осколки исчезнувшего кельтского мира в целом оказались в стороне от активного участия в миграционных процессах Великого переселения. Известно, что кельты упорно сопротивлялись римлянам. Однако им не удалось устоять перед германцами. После ряда военных неудач, потеряв часть завоёванных земель, кельтское население концентрируется в Средней Европе от Британии до Карпат. Не исключено, что некоторые кельтские племена оказались вовлечёнными в походы, вторжения и грабительские экспедиции племён Барбарикума, особенно на первом этапе Переселения народов. Длительные набеги скоттов на западные берега Британии, постепенное и методическое освоение ими большей части Каледонии не типичный пример миграционной активности кельтов в эпоху Переселения.

Часть этнического пространства Великого переселения народов составлял мир фракийских, иллирийских и греческих племён. Их можно также отнести к блоку инертных участников Переселения. Фракийцы, иллирийцы и греки находились между кельтским миром на западе, германским - на севере и скифо-сарматским - на востоке. Неоднократно районы обитания этих племён до и особенно в период Великого переселения являлись эпицентром многих миграций. Основные события первого этапа Переселения (Маркоманнские войны во II в., готские вторжения на Балканы в III в., борьба племён за Дакию после 270 г., Сарматские войны середины IV в. на Среднем Дунае) сопровождались расселением мигрирующих племён в иллирийском и фракийском мире. Через населённые иллирийцами и кельтами провинции Норик и Паннонию в течение четырех столетий в Италию двигались бурные полиэтничные миграционные потоки.
В контекст этнического пространства эпохи Переселения вписалось и население малоазийского и ближневосточного регионов. Морские набеги причерноморских племён потрясли до основания Каппадокию, Галатию, Вифинию, Понт, Азию, Киос, Родос, Крит, Кипр. Племена европейского Барбарикума проникают вглубь Малой Азии и приходят в тесные соприкосновения (не только враждебные, но и и мирные) с иноэтничным миром местных племён. Прослеживается чёткая безусловная связь первых шагов распространения христианства у германцев в результате контактов с жителями Каппадокии. Роль малоазийского и ближневосточного этнического компонента в Великом переселении народов можно определить как пассивную по отношению к миграционным процессам. Но эти племена, будучи, главным образом, «зрителями» Переселения, все же дали ему дополнительный импульс, способствуя распространению в варварском мире христианства.

Агрессивную, наступательную позицию Барбарикума разделяли не все населявшие его племена. Инертным, безразличным к миграциям оставался мир балтских племён. На первом этапе Переселения спокойная, размеренная жизнь этих племён, их замкнутый, непритязательный уклад были нарушены движениями готов к югу и миграционной волной сарматских племён в район Среднего Подунавья. Внутренние стимулы к переселению у балтов отсутствовали. На незначительные передвижения их подталкивали лишь миграции соседних народов. Будучи инертными в противостоянии «варварский мир - римская цивилизация», балты сыграли значительную роль в стабилизации особого жизненного цикла отдельных регионов Барбарикума. Косвенным образом они способствовали окончательному сплочению славян - лидеров третьего этапа Переселения.

Подобно балтам финно-угорские племена не проявляли миграционной активности вплоть до VI в. Занимая значительные территории от нынешних районов Западной Белоруссии до предгорий Урала, они не были однородными. Разные группы племён этого этнического пространства пересекались и взаимодействовали с лидерами Великого переселения народов - германцами и гуннами. Одни племена вошли в состав «государства Эрманариха», другие - сыграли значительную роль в процессе этногенеза западных гуннов. Отметим, что в то время, когда в Центральной Европе бушевали Маркоманнские войны (166-180 гг.), знаменовавшие начало первого этапа Переселения, в степях Южного Урала в ираноязычном и угро-финнском этническом пространстве уже начал формироваться лидер следующего этапа Переселения - гунны.

Активными, динамичными участниками Великого переселения, лидером и катализатором передвижений выступали германские, тюркские, славянские, алано-сарматские племена.
Германское этническое пространство эпохи Переселения народов являлось одним из наиболее значительных. Уже в начале Переселения германцы занимали обширные территории, преимущественная часть которых отмечена экстремальными географическими и климатическими условиями: огромные леса, обилие рек, озёр, непригодность многих территорий для земледелия и животноводства. Они постоянно испытывали на себе военный и цивилизационный натиск римского мира, особенно усилившийся на рубеже тысячелетий. Как следствие, сформировался довольно высокий уровень мобильности германских племён. Он отражал прежде всего адаптационные возможности и свойства германского этнического пространства. Помимо этого, мобильность германцев символизировала их особую социальную адаптацию. Не только витальные потребности стимулировали движение племён. Грабежи, покорение соседей, разбой в близлежащих римских провинциях, взятие городов, гибель императоров и видных римских военачальников - это и акты самоутверждения, демонстрации мощи племён, из принадлежность к отмеченным традицией победителям и лидерам Барбарикума. «Экспозиция» истории германского этнического пространства весьма представительна. Здесь и обилие названий племён, различные формы проявления их активности, значительный географический размах передвижений, пульсирующий характер расселения, многовариантность договорных отношений с Римом и Византией. За относительно короткий исторический период миграции германцев охватили основные регионы ойкумены - Европу, Азию, Северную Африку. Они способствовали возникновению основных «линий разломов», конфликтных зон в европейской «модели» Переселения. Миграционный опыт германцев различен. Он представлен различными типами миграций: переселение племён, движения отдельных дружин, «профессиональная» миграция (телохранители при императорских дворах), «деловая» миграция (германские ремесленники и купцы). Германское этническое пространство за многие века переселения создало своеобразный «миграционный стандарт», который использовался и другими племенами. Он, к примеру, включал «сценарий» поведения варваров в стереотипных ситуациях (походы, вторжения, переговоры) и стандартный набор их претензий к империи. Различная степень зависимости от римского мира порождала в германском этническом пространстве и различные импульсы консолидации. Их высшим проявлением стали «большие» племена. В ходе Переселения менялась не только горизонтальная динамика варварского мира, его «картина» (вовлечение в переселение все новых и новых племён). Существенные перемены происходили и внутри него. Стремительно менялась этно-социальная вертикаль, внутренняя эволюция двигавшихся племён, их потестарное развитие. Начинал переселение один народ, заканчивал - совсем другой. Многим германским племенам довелось заплатить большую цену за познание принимающего их римского мира.

Волны миграционных потоков привели в Европу ряд алано-сарматских и тюркских племён. Ираноязычные алано-сарматские племена сыграли значительную роль в становлении народов Восточной Европы, являлись одним из компонентов этногенетических процессов Юго-Восточной Европы и лишь косвенным образом воздействовали на аналогичные процессы в западноевропейском регионе.

Совершенно очевидно, что в миграционных процессах водные бассейны играли столь же большую роль, как и в жизни крупнейших цивилизаций. В эпоху Переселения народов направление передвижения значительного большинства племён, образующих алано-сарматское этническое пространство, определялось не только наличием в данном районе очага цивилизации, но и наличием водных ресурсов. Зачастую эти два фактора совпадали. Танаис безусловно играл такую же роль в истории Восточной Европы, как Рейн для Западной или Истр для Юго-Восточной. Вокруг Меотиды концентрировался и консолидировался ираноязычный племенной мир, также как, например, греческий вокруг Эгейского моря или итало-лигурийский в Запдном Средиземноморье.

В эпоху Великого переселения народов по обширным пространствам Великого пояса степей, тянувшегося от Паннонии до Забайкалья, были сосредоточены различные тюркские племена. Они создали особое этническое пространство. Территории, над которыми устанавливался контроль того или иного кочевого сообщества и с которыми эти кочевники себя идентифицировали, представляли собой своеобразный ареал кочевания племён. В отличие от других варварских миров граница этого ареала не являлась границей тюркского этнического пространства. Этой границей был тот круг людей, который составлял данное кочевое сообщество, принадлежность к которому определялась отшлифованными нормами родства. Тюркский варварский мир - рассеянная пространственная структура. Евразийский степной коридор лишь одна из важнейших межконтинентальных артерий, по которой в Европу шли миграции различных гуннских племён, а впоследствии аваров и булгар. В эпоху Великого переселения народов существовало представление, что волны враждебных римской цивилизации кочевников выплёскивались Меотидой и Танаисом. Идеи о вторжении «варваров» с востока господствовали вплоть до эпохи Возрождения. Кочевники тюркского этнического пространства в эпоху Великих переселений овладели различными средствами адаптации к встречающимся на их пути осёдлоземледельческим племенным мирам: периодические набеги, регулярные грабежи, навязанный «вассалитет», данничество.

Среди тюркских племён складывалось представление о большей престижности военных грабительских походов и завоеваний, в сравнении с мирным трудом. Это накладывало отпечаток на жизнь этих варваров-кочевников, служило основой для формирования у них культов войны, воина-всадника, героизированных предков. В эпоху Великого переселения народов преимущество варваров-кочевников во многом определялось наличием у них верховых животных, в то время имевших особенно важное военно-стратегическое значение.

Для реализации экспансии создавались «племенные» конфедерации, вождества. Экспансия, направленная против крупной цивилизации, в данном случае византийской, создавала новые средства адаптации - кочевую «империю». Сокрушительный эффект степных кочевых «империй» Европа испытывала в течении нескольких столетий.

Нарастающая интенсивность «кочевого марша» тюркских миграций на запад, условно определяемых как «миграция миграций», в значительной степени «увязла» благодаря славянским переселениям.

Славянское этническое пространство эпохи Великого переселения народов формировалось под воздействием разнообразных факторов. Этот обширный племенной мир, как и другие, не был изолированной частью Барбарикума. Славяне этого времени отличались особой интенсивностью межэтнических контактов. Имели место как столкновения племён, так и мирное их соседство, в том числе с балтами, сарматами, германцами, фракийцами, иллирийцами, с некоторыми тюркскими племенами. С течением времени славянские племена менялись, смешиваясь с другими народами, воспринимая их культуру, но не утрачивая при этом своей этнической принадлежности. Пройдя через Великое переселение народов, славянские племена делились, объединялись, создавая многочисленные племенные образования с новыми названиями.

Отличительная особенность славянского племенного пространства - его относительная удалённость от римского мира. Находясь на периферии Барбарикума, славянские племена тем не менее активно включились в миграционные процессы. Можно полагать, что миграционные процессы у славянских племён являлись своего рода адаптацией к предшествующим миграциям других племён и их результатам. Приближаясь к границам римской цивилизации, славянские племена не первых порах не стремились, однако, к взаимодействию и развёрнутым контактам с этим миром. Последующая активность славян в отношении империи была во многом спровоцирована самой империей, а также появлением аварских племён. Славянские племена, начав продвижение на юг и завершив расселение по Балканскому полуострову в VI-VII вв., сливались с фракийцами, иллирийцами и кельтами. Они растворили в своей среде тюркоязычных булгар, вступали в контакты с эпиротами, греками и положили начало южнославянским этносам.

Этническое пространство Великого переселения народов состоит из двух взаимосвязанных компонентов. Первый - это племена и народы, которые являлись реальными участниками исторических событий эпохи Переселения. Второй компонент - это система представлений об этих племенах, которая создавалась как античной и раннесредневековой письменной традицией, так и современными национальными историографиями. Иногда эти компоненты вступают в противоречие. Ключевым элементом в системе представлений был этноним. В эпоху Переселения народов он выполнял функцию своеобразного универсального «языка общения» между варварским миром и римской цивилизацией. Он служил своеобразным «паролем», регулятором межэтнических связей.

И, наконец, каковы же причины явления, получившего название Великого переселения народов? Качественные сдвиги в хозяйственной жизни германских и славянских племён накануне Великого переселения, привели к росту общественного богатства и большого числа людей не занятых производительным трудом. Племенная элита испытывала потребность в накоплении богатств, средством добывания которых становились походы в Империю. Эти походы готовили почву для последующих переселений на земли Римского государства. При этом Римская империя играла активную роль, зачастую стимулируя варваров к миграциям. Появление гуннов в Центральной Европе резко ускорило миграционные процессы. Причины их переселения несколько иные, чем у оседлых народов. В большей степени они связаны и с природными факторами, влияние которых на номадические общества сильнее, чем на земледельческие. «Кочевнический фактор», в соединении с фактором социально-экономических сдвигов в германском и славянских обществах, с фактором кризиса Римской империи, дал импульс к запуску практически безостановочного миграционного процесса на просторах Европы во II-VII вв

9) Варварские племена Восточной Европы – славяне – не испытали на себе такого влияния античной цивилизации, как германцы.
Экономическое, социальное и политическое развитие всех славянских племен отличалось самостоятельностью.

В Восточной Европе в начале Средневековья соседствовали племенные союзы балто-славян, финно-угров и германцев. На юге, в степном Причерноморье, сменяли друг друга в процессе Великого переселения народов племенные союзы гуннов, авар, печенегов, половцев. С VI-VII вв. в этот процесс включились и славяне. Их расселение проходило по трем направлениям – на юг, на Балканский п-ов; на восток, в пределах Восточноевропейской равнины до р. Волги; на запад, в междуречье рек Одры (Одер) и Лабы (Эльба), а также в бассейне реки Дунай. В ходе расселения у славян, как и у германцев в V-VI вв., происходило разложение родового строя. Выделился слой дружинников, военная власть сосредоточилась в руках вождей – князей.

В раннем Средневековье славянские племенные союзы часто оказывались в зоне влияния государственных объединений кочевников – гуннов, авар. Нередко славяне выступали в качестве их союзников, которых кочевники называли «антами». Но кочевники не оказали серьезного влияния на формирование государственности славян. Реальное воздействие на историческое развитие славянских государств кочевники стали оказывать не ранее XI в.

Основой хозяйства варваров-славян было земледелие, на юге – пашенное, на севере – подсечно-огневое. Основой социальной организации являлась соседская община (вервь). Славяне были язычниками-огнепоклонниками; христианство среди них начало распространяться довольно поздно, с IX в. Только южные славяне, испытывавшие сильное влияние Византии, начали христианизироваться уже в VII-VIII вв.

На территории Восточноевропейской равнины к VIII-IX вв. сложилось двенадцать племенных объединений, соответствовавших варварским королевствам Западной Европы раннего Средневековья. Это были объединения полян, древлян, волынян, уличей, тиверцев, хорватов, северов (северян), радимичей, вятичей, кривичей, дреговичей, новгородских словен.

Периодизация древнейшей истории

Первый этап в развитии человечества – первобытно – общинный строй – занимает огромный период времени с момента выделения человека из животного царства (около 3-5 млн. лет назад) до образования классовых обществ в различных регионах планеты (примерно в IV тыс. до н. э.). Его периодизация основана на различиях в материале и технике изготовления орудий труда (археологическая периодизация). В соответствии с ней в древнейшей эпохе выделяют:

Каменный век (от возникновения человека до III тыс. до н. э.);

Бронзовый век (с конца IV до начала I тыс. до н. э.);

Железный век (с I тыс. до н. э.).

В свою очередь каменный век подразделяется на древнекаменный (палеолит), среднекаменный (мезолит), новый каменный век (неолит) и переходный к бронзе меднокаменный век (энеолит).

Ряд ученых подразделяют историю первобытного общества на пять этапов, каждый из которых отличается степенью развития орудий труда, материалами из которых они изготовлялись, качеством жилья, соответствующей организацией ведения хозяйства.

Первый этап определяется как предыстория хозяйства имматериальной культуры: от возникновения человечества до приблизительно 1 млн. лет назад. Это время, когда приспособление людей к окружающей среде мало чем отличалось от добывания средств к существованию животными. Многие ученые считают, что прародиной человека является Восточная Африка. Именно здесь при раскопках находят кости первых людей, живших более 2 млн. лет назад.

Второй этап – примитивное присваивающее хозяйство приблизительно 1 млн. лет назад – XI тыс. до н. э., охватывает значительную часть каменного века – ранний и средний палеолит.

Третий этап - развитое присваивающее хозяйство. Хронологические рамки его определить трудно, поскольку в ряде местностей этот период закончился в XX тыс. н. э. (субтропики Европы и Африки), в других (тропики) – продолжается до настоящего времени. Охватывает поздний палеолит, мезолит, а в некоторых областях - и весь неолит.

Четвертый этап – зарождение производящего хозяйства. В наиболее развитых в хозяйственном отношении районах земли – IX – VIII тыс. до н. э. (поздний мезолит – ранний неолит).

Пятый этап – эпоха производящего хозяйства. Для некоторых областей сухих и влажных субтропиков – VIII – V тыс. до н. э.

Помимо производства орудий, материальная культура древнего человечества теснейшим образом связана и с созданием жилищ.

Наиболее интересные археологические находки древнейших жилищ относятся к раннему палеолиту. На территории Франции обнаружены остатки 21 сезонного стойбища. В одном из них была открыта овальная ограда из камней, которую можно трактовать как основание легкого жилища. Внутри жилища находились очаги и места изготовления орудия. В пещере Ле Лазаре (Франция) были обнаружены остатки убежища, реконструкция которого предполагает наличие опор, крыши из шкур, внутренних перегородок и двух очагов в большом помещении. Постели – из шкур животных (лисьи, волчьи, рысьи) и водорослей. Эти находки датируются временем около 150 тыс. лет.

На территории СССР остатки наземных жилищ, относятся к раннему палеолиту, были обнаружены у села Молодово на Днестре. Они представляли собой овальную выкладку специально подобранных крупных костей мамонтов. Здесь же обнаружены следы 15 костров, располагающихся в разных частях жилища.

Первобытная эпоха человечества характеризуется низким уровнем развития производственных сил, медленным их совершенствованием, коллективным присвоением природных ресурсов и результатов производства (прежде всего эксплуатируемой территории), равнообеспечивающим распределением, социально – экономическим равенством, отсутствием частной собственности, эксплуатация человека человеком, классов, государств.

Анализ развития первобытного человеческого общества показывает, что это развитие шло крайне неравномерно. Процесс обособления наших отдаленных предков от мира человекообразных обезьян был очень медленным.

Общая схема эволюции человека следующая:

Человек австралопитековый;

Человек прямоходящий (ранее гоминиды: питекантропы и синантропы);

Человек современного физического вида (поздние гоминиды: неандертальцы и верхнепалеолитические люди).

Практически появление первых австралопитеков ознаменовало зарождение материальной культуры, непосредственно связанной с производством орудий труда. Именно последние стали для археологов средством определения основных этапов развития древнего человечества.

Богатая и щедрая природа того периода не способствовала ускорению этого процесса; только с появлением суровых условий ледниковой эпохи, с усилением трудовой деятельности первобытного человека в его тяжелой борьбе за существование, ускоренно появляются новые навыки, совершенствуются орудия, вырабатываются новые социальные формы. Овладение огнем, коллективная охота на крупных животных, приспособление к условиям растаявшего ледника, изобретение лука, переход от присваивающего к производящему хозяйству (скотоводству и земледелию), открытие металла (меди, бронзы, железа) и создание сложной родоплеменной организации общества – вот те важные этапы, которые отмечают путь человечества в условиях первобытно – общинного строя.

Палеолит – овладение огнем

Выделяются ранняя, средняя и поздняя стадия палеолита. В раннем палеолите, в свою очередь, выделяют первичную, шелльскую и ашельскую эпохи.

Древнейшие памятники культуры обнаружены в пещерах: Ле Лазаре (относящиеся ко времени около 150 тыс. лет назад), Лялко, Нио, Фонде-де-Гом (Франция), Альтамира (Испания). Большое количество предметов шелльской культуры (орудий) найдено в Африке, особенно в долине Верхнего Нила, в Тернифине (Алжире) и др. К рубежу шелльской и ашельской эпох относятся самые древние остатки человеческой культуры на территории СССР (Кавказ, Украина). К ашельской эпохе человек расселился шире, проникая в Среднюю Азию, Поволжье.

Накануне великого оледенения человек уже умел охотиться на крупнейших животных: слонов, носорогов, оленей, зубров. В ашельскую эпоху появляется уже оседлость охотников, подолгу живущих на одном месте. Сложная охота очень давно стала дополнением к простому собирательству.

В этот период человечество было уже достаточно организовано и оснащено. Может быть, самым значительным было овладение огнем около 300-200 тыс. лет тому назад. Недаром у многих южных народов (в тех местах, где расселялся тогда человек) сохранились легенды о герое, похитившем небесный огонь. Миф о Прометее, принесшим людям огонь – молнию, отражает самую крупную техническую победу наших очень отдаленных предков.

Одни исследователи относят к раннему палеолиту также мустьерскую эпоху, а другие выделяют ее в особый этап среднего палеолита. Мустьерские неандертальцы жили как в пещерах, так и в специально изготовленных из мамонтовых костей жилищах – чумах. В это время человек уже научился сам добывать огонь трением, а не только поддерживать его, зажженный молнией.

Основу хозяйства составляла охота на мамонтов, бизонов, оленей. Охотники были вооружены копьями, кремниевыми остриями и дубинами. К этой эпохе относятся первые искусственные захоронения покойников, что свидетельствует о возникновении очень сложных идеологических представлений.

Полагают, что к этому же времени можно отнести и зарождение родовой организации общества. Только упорядочением отношений полов, появлением экзогамии (запрет браков в пределах одного коллектива) можно объяснить то, что физический облик неандертальца стал совершенствоваться и спустя тысячи лет, к концу ледникового периода, он превратился в неоантропа или кроманьонца – людей современного нам типа.

Верхний (поздний) палеолит известен нам лучше, чем предшествующие эпохи. Природа по-прежнему была сурова, ледниковый период еще продолжался. Но человек был уже достаточно вооружен для борьбы за существование. Хозяйство становилось комплексным: основу его составляла охота на крупных животных, но появились зачатки рыболовства, серьезным подспорьем было собирательство съедобных плодов, зерен, кореньев.

Каменные изделия делились на две группы: оружие и орудия труда (наконечники копий, ножи, скребки для выделки шкур, кремневые инструменты для обработки кости и дерева). Широкое распространение получили различные метательные средства (дротики, зазубренные гарпуны, специальные копьеметалки), позволяющие поражать зверя на расстоянии.

По мнению археологов, основной ячейкой социального строя верхнего палеолита была небольшая родовая община, насчитывающая около сотни людей, из которых двадцать были взрослыми охотники, ведшими хозяйство рода. Небольшие круглые жилища, остатки которых обнаружены, возможно, были приспособлены для парной семьи.

Находки погребений с прекрасным оружием из мамонтовых бивней и большим количеством украшений свидетельствуют о появлении культа вождей, родовых или племенных старейшин.

В верхнем палеолите человек широко расселился не только в Европе, на Кавказе и Средней Азии, но и в Сибири. По мнению ученых, из Сибири в конце палеолита была заселена Америка.

Искусство верхнего палеолита свидетельствует о высоком развитии интеллекта человека этой эпохи. В пещерах Франции и Испании сохранились красочные изображения, относящиеся к этому времени. Открыта такая пещера и российскими учеными на Урале (Капова пещера) с изображением мамонта, носорога, лошади. Изображения, сделанные художниками ледникового периода красками на стенах пещер и резьбой на кости, дают представления о тех животных, на которых они охотились. Это было связано, вероятно, с различными магическими обрядами, заклинаниями и плясками охотников перед нарисованными животными, что должно было обеспечить успешную охоту. Элементы подобных магических действий сохранились даже в современном христианстве: молебен о дожде с окроплением полей водою есть древний магический акт, восходящий к первобытности.

Особо следует отметить культ медведя, восходящий еще к мустьерской эпохе и позволяющий говорить о зарождении тотемизма. На палеолитических стоянках у очагов или у жилищ часто находят костяные фигурки женщин. Женщины представлены очень дородными, зрелыми. Очевидно, главная идея таких статуэток – плодовитость, жизненная сила, продолжение человеческого рода, олицетворенные в женщине – хозяйке дома и очага.

Обилие женских изображений, найденных в верхнепалеолитических стоянках Евразии, позволили ученым сделать вывод, что культ женщины – прародительницы порожден матриархатом. При весьма примитивных взаимоотношениях полов дети знали только своих матерей, но далеко не всегда знали своих отцов. Женщины охраняли огонь в очагах, жилище, детей: женщины старшего поколения могли вести счет родства и следить за соблюдением экзогамных запретов, чтобы не рождались дети от близких родственников, нежелательность чего была, очевидно, уже осознана. Запрет кровосмешения дал свои результаты – потомки прежних неандертальцев стали более здоровыми и постепенно превратились в людей современного типа.

Мезолит – расселение человечества с юга на север

Примерно за десять тысячелетий до нашей эры огромный ледник, достигавший 1000-2000 метров в высоту, начал интенсивно таять, остатки этого ледника сохранились до наших дней в Альпах и на горах Скандинавии. Переходный период от ледника к современному климату называют условным термином мезолит, т. е. среднекаменный век, - промежуток между палеолитом и неолитом, занимающим примерно около трех – четырех тысячелетий.

Мезолит является ярким доказательством сильного влияния географической среды на жизнь и эволюцию человечества. Природа изменилась во многих отношениях: потеплел климат, растаял ледник, потекли на юг полноводные реки, постепенно освобождались большие пространства земли, закрытые ранее ледником, обновилась и развилась растительность, исчезли мамонты и носороги.

В связи со всем этим нарушился устойчивый, налаженный быт палеолитических охотников на мамонтов, пришлось создавать иные формы хозяйства. Пользуясь древесиной, человек создал лук со стрелами. Это значительно расширило объект охоты: наряду с оленями, лосями, лошадьми стали охотиться на разных мелких птиц и зверей. Большая легкость такой охоты и повсеместность дичи сделали ненужными прочные общинные коллективы охотников на мамонтов. Мезолитические охотники и рыболовы небольшими группами бродили по степям и лесам, оставляя после себя следя временных стоянок.

Потеплевший климат позволил возродить собирательство. Особенно важным для будущего оказалось собирание диких злаков, для чего даже были изобретены деревянные и костяные серпы, с кремниевыми лезвиями. Новшеством было умение создавать режущие и колющие орудия со вставленными в край деревянного предмета большого количества острых кусков кремня.

Вероятно, в это время люди ознакомились с перемещением по воде на бревнах и плотах, и со свойствами гибких прутьев и волокнистой корой деревьев.

Началось приручение животных: охотник-лучник шел за дичью с собакой; убивая кабанов, люди оставляли на выкорм выводки поросят.

Мезолит – время расселения человечества с юга на север. Двигаясь через лесные массивы вдоль рек, человек мезолита прошел все пространство, освободившееся от ледника, и дошел до тогдашней северной кромки материка Евразии, где начал охотиться на морского зверя.

Искусство мезолита значительно отличается от палеолитического: произошло ослабление нивелирующего общинного начала и возросла роль отдельного охотника – в наскальных изображениях мы видим не только зверей, но и охотников мужчин с луками и женщин, ожидающих их возвращения.

Неолитическая революция

Неолит – переход к производящему хозяйству. Это условное наименование применяется к последнему этапу каменного века, но оно не отражает ни хронологического, ни культурного единообразия: в XI в н. э. новгородцы писали о меновой торговле с неолитическими (по типу хозяйства) племенами Севера, а в XVIII в. Русский ученый С. Крашенинников описал типично неолитический быт местных жителей Камчатки.

Все же к неолиту относят период VII – V тыс. до н. э. Расселившееся в разных ландшафтных зонах, человечество пошло разными путями и разными темпами. Племена, оказавшиеся на Севере, в суровых условиях, долгое время оставались на прежнем уровне развития. Зато в южных районах эволюция была более быстрой.

Человек уже использовал шлифованные и сверленые орудия с рукоятками, ткацкий станок, умел лепить посуду из глины, обрабатывать дерево, строить лодку, плести сеть. Гончарный круг, появившийся в IV тыс. до н. э., резко повысил производительность труда и улучшил качество глиняной посуды. В IV тыс. до н. э. на Востоке было изобретено колесо, стала использоваться тягловая сила животных, появились первые колесные повозки.

Искусство неолита представлено петроглифами (рисунками на камнях) в районах Севера, раскрывающими во всех подробностях лыжников на лося, охоту в больших ладьях на кита.

С эпохой неолита связан один из важнейших технических переворотов древности – переход к производящему хозяйству (неолитическая революция). В эпоху неолита произошло первое общественное разделение труда на земледельческий и скотоводческий, что способствовало прогрессу в развитии производительных сил, и второе общественное разделение труда – выделение ремесла из сельского хозяйства, что способствовало индивидуализации труда.

Земледелие было распространено очень неравномерно. Первые очаги земледелия были обнаружены в Палестине, Египте, Иране, Ираке. В Средней Азии искусственное орошение полей при помощи каналов появилось уже в IV тыс. до н. э. Для земледельческих племен характерны большие поселения из глинобитных домов, насчитывающие иногда по нескольку тысяч жителей. Джейтунская археологическая культура в Средней Азии и Буго-Днестровская на Украине представляют ранние земледельческие культуры в V – IV тыс. до н. э.

Энеолит – земледельческое общество

Энеолит – меднокаменный век, в этот период появились отдельные изделия из чистой меди, но на формах хозяйства новый материал еще не сказался. К эпохе энеолита относится Трипольская культура (VI – III тыс. до н. э.), располагавшаяся между Карпатами и Днепром на плодородных лессовых и черноземных почвах. В этот период первобытное земледельческое общество достигло своего наивысшего расцвета.

Трипольцы (как и другие ранние земледельцы) выработали тот тип комплексного хозяйства, который просуществовал в деревне вплоть до эпохи капитализма: земледелие (пшеница, ячмень, лен), скотоводство (корова, свинья, овца, коза), рыболовство и охота. Первобытные матриархальные общины, по-видимому, еще не знали имущественного и социального неравенства.

Особый интерес представляет идеология трипольских племен, пронизанная идеей плодородия, что выражалось в отождествлении земли и женщины: земля, рождающая из семени новый колос хлебного злака, как бы приравнивалась к женщине, рождающей нового человека. Эта идея лежит в основе многих религий, вплоть до христианства.

К Трипольский культуре многие относят глиняные статуэтки женщин, связанные с матриархальным культом плодородия. Роспись больших глиняных сосудов Трипольской культуры раскрывает мировоззрение земледельцев, заботившихся об орошении их полей дождем, созданную ими картину мира. Мир, по их представлениям, состоял из трех зон (ярусов): зона земли с растениями, зона Среднего неба с солнцем и дождями, и зона Верхнего неба, хранящего наверху запасы небесной воды, которая может пролиться при дожде. Верховным владыкой мира было женское божество. Картина мира трипольцев очень близка к той, которая отражена в древнейших гимнах индийской Ригведы (собрание религиозных гимнов мировоззренческого и космологического содержания, оформилось в X в. До н. э.).

Эволюция человека особенно ускорилась с открытием металла – меди и бронзы (сплава меди с оловом). Орудия труда, оружия, доспехи, украшения и посуду начиная с III тыс. до н. э. стали изготовлять не только из камня, но и из бронзы. Усиливался обмен между племенами продуктами – изделиями и учащались столкновения между ними. Углублялось разделение труда, появлялось имущественное неравенство внутри рода.

В связи с развитием скотоводства возросла роль мужчины в производстве. Наступила эпоха патриархата. Внутри рода возникли большие патриархальные семьи, с мужчиной во главе, ведшие самостоятельное хозяйство. Тогда же и появилось многоженство.

В бронзовом веке уже наметились большие культурные общности, которые, возможно, соответствовали языковым семьям: индоевропейцам, угро - финнам, тюркам и кавказским племенам.

Географическое размещение их очень отличалось от современного. Предки угро – финнов продвигались, по мнению некоторых ученых, от Приаралья на север и северо – запад, проходя западнее Урала. Предки тюркских народов размещались восточнее Байкала и Алтая.

По всей вероятности, основной прародиной славян были области между Днепром, Карпатами и Вислой, но в разное время прародина могла иметь разные очертания – то расширяться за счет центрально – европейских культур, то продвигаться на восток или выходить временами на степной юг.

Соседями протославян были предки германских племен на северо-западе, предки латышско-литовских (балтийских) племен на севере, дако-фракийские племена на юго-западе и протоиранские (скифские) племена на юге и юго-востоке; время от времени протославяне входили в контакт с северо-восточными финно-угорскими племенами и далеко на западе – с кельтско–италийскими.

Разложение первобытнообщинного строя

Примерно в V – IV тыс. до н. э. началось разложение первобытного общества. Среди факторов, способствующих этому, помимо неолитической революции важную роль играли интенсификация земледелия, развитие специализированного скотоводства, появление металлургии, становление специализированного ремесла, развитие торговли.

С развитием плужного земледелия земледельческий труд перешел из женских рук в мужские, и мужчина – земледелец и воин стал главой семьи. Накопление в различных семьях создавалось неодинаковое, причем каждая семья, накапливая имущество, старалось сохранить его в семье. Продукт постепенно перестает делиться среди членов общины, а имущество начинает переходить от отца к детям, закладываются основы частной собственности на средства производства.

От счета родства по материнской линии переходят к счету родства по отцу – складывается патриархат. Соответственно меняется форма семейных отношений; возникает патриархальная семья, основанная частной собственности. Подчиненное положение женщин сказывается, в частности, в том, что обязательность единобрачия устанавливается только для женщин, для мужчин же допускается полигамия (многоженство). Древнейшие документы Египта и Двуречья свидетельствуют о таком положении, сложившимся к концу IV – началу III тыс. до н. э. Ту же картину подтверждают древнейшие памятники письменности, появляющиеся у некоторых племен предгорий Передней Азии, Китая во II тыс. до н. э.

Рост производительности труда, усиление обмена, постоянные войны – все это вело к возникновению имущественного расслоения среди племен. Имущественное неравенство порождало и общественное неравенство. Складывалась верхушка родовой аристократии, фактически ведавшая всеми делами. Знатные общинники заседали в племенном совете, ведали культом богов, выделяли из своей среды военных вождей и жрецов. Наряду с имущественной и общественной дифференциацией внутри родовой общины происходит и дифференциация внутри племени между отдельными родами. С одной стороны, выделяются сильные и богатые роды, а с другой – ослабевшие и обедневшие. Соответственно первые из них постепенно превращаются в господствующие, а вторые – в подчиненные. В результате воин в подсинении могли оказаться целые племена или даже группы племен.

Однако долгое время, несмотря на имущественное и общественное расслоение общины, верхушка родовой знати еще должна была считаться с мнением всей общины. Но все чаще трудом коллектива злоупотребляет в своих интересах родовая верхушка, с могуществом которой рядовые общинники уже не могут спорить.

Итак, признаками распада родового строя явились возникновение имущественного неравенства, сосредоточение богатства и власти в руках вождей племен, учащение вооруженных столкновений, обращение пленных в рабов, превращение рода из кровнородственного коллектива в территориальную общину. Археологические раскопки в разных частях мира, в том числе и на территории нашей страны, позволяют сделать такие выводы. Примером могут служить знаменитый Майкопский курган на Северном Кавказе, относящийся ко II тыс. до н. э., или пышные погребения вождей в Триалети (южнее Тбилиси). Обилие драгоценностей, погребения с вождем насильственно убитых рабов и рабынь, колоссальные размеры могильных насыпей – все это свидетельствует о богатстве и власти вождей, о нарушении первоначального равенства внутри племени.

В различных районах мира разрушение первобытнообщинных отношений произошло разновременно, разнообразными были и модели перехода к выше стоящим формациям: некоторые народы образовали раннеклассовые государства, другие – рабовладельческие, многие народы миновали рабовладельческий строй и перешли сразу к феодализму, а некоторые – к колониальному капитализму (народы Америки, Австралии).